— Добрых двести тысяч далеров при скромных личных тратах. Требования — совершенно незначительные, а других претензий, кроме желания удачно выдать дочку замуж, никаких. А разве мы не достаточно хороши для него?
Купец Хинриксен был поражен.
— Двести тысяч далеров, — простонал он, — да еще в такие времена! Нет, этот Стюрк всегда был ненадежной личностью! Неужто он думал, что надует нас, женив тебя на Софи и лишив этих двухсот тысяч? Разве я не говорил всегда, что этому человеку нельзя слишком доверять, а, мать?.. А девушка красива? — с любопытством спросил он.
— Какая-нибудь знаменитая артистка похожа на старую копну сена рядом с Ане, — торжественно молвил Юхум.
Он поклялся в душе, что эти двести тысяч никогда не попадут в лапы его старика.
— Ах, как всё это очаровательно и романтично, — вздохнула фру Хинриксен.
— Она станет украшением нашей семьи, — с гордостью произнес Юхум. — Струя свежей крови вольется в род Хинриксенов. А в этом, пожалуй, есть нужда! Наследственной красотой наша семья не слишком отличалась на протяжении последних поколений. Разумеется, за исключением меня!
Старый Хинриксен хотел было обрушить на сына поток ругани, но сдержался.
— Да, да, да, — великодушно заявил он. — Нам пора сдаваться, мы уже старики. Когда сердца встречаются в таком сильном и глубоком порыве, нет пользы противиться. Но дай-ка я сначала разберусь… В правдивости твоих сведений я, в сущности, не сомневаюсь… Если поразмыслить хорошенько…
Несколько дней спустя к кузнецу Клойсену пришли гости. И на этот раз он угостил их такой мадерой, которая привела в восторг старого Хинриксена. Такого превосходного вина не подавали даже у них в клубе. После второй бутылки оба старика стали лучшими друзьями…
Но когда гости ушли, а Ане, погруженная в мечты, сидела у окна и смотрела на Пюдде-фьорд, кузнец Клойсен сказал жене, предназначая свои слова для Ане:
— Видишь, как полезно навести этих молодцов на нужные мысли. Потому что я знаю: он выспрашивал Вулфа. Юхум понял, что я побогаче многих из его знакомых, и это мне в нем нравится. Главное, что он умеет уважать деньги. Он будет желанным человеком в нашей семье. И если у моей дочери такая умная голова, как я думаю, то она не допустит, чтобы ее одурманивали даже в дни медового месяца. Она не выпустит из своих крепких ручек деньги. И будет распоряжаться ими так же умело, как я, и никогда ничего не отпишет в семью Хинриксенов, как бы ее ни просили об этом ни супруг, ни свекор, ни все остальные. И на этом — аминь!
Фальшивая гиря
(Перевод Ф. Золотаревской)
Улицы постепенно затихали. Люди спешили по домам. В переулке, где жила Лина-знахарка, пахло дымом и рождественской сдобой. Морозная мгла окутывала вершину Ульриккена, озаряемую последними лучами зимнего солнца.
Лина сумерничала, покачиваясь в качалке. Она размышляла. Мимо ее окон веселой гурьбой пробежали из лавок мальчики рассыльные. Целый день развозили они по городу в салазках тяжелые корзины с хлебом, букеты цветов и колониальные товары. Теперь они торопились домой обогреться и дать отдых онемевшим от усталости рукам.
Лина-знахарка сердито столкнула с колен черного кота, — а то другие коты, чего доброго, станут ревновать и тоже запросятся к ней. Из всех углов комнаты фосфорическим блеском светились кошачьи глаза.
Как странно, что у Стюрка случился сердечный припадок именно в сочельник! А Лина как раз накануне достала у Мейстерконена сердечный эликсир. Это было не так-то легко. Ведь при болезни сердца эликсир этот — незаменимое снадобье!
Лина-знахарка подняла голову со спинки кресла и посмотрела в окно. В надвигающихся сумерках резко выделялись четкие контуры крыш. Скоро красное солнышко совсем скроется за горой Ульриккен, тогда знахарка сможет выйти из дому. Старый Стюрк пожелал, чтобы она пришла к нему тайком. Вот хитрый лис! Ему, видите ли, не хочется обижать докторов. И к тому же он не хочет, чтобы в его доме видели бывшую возлюбленную, с которой он познакомился когда-то в Иванову ночь.
Лина-знахарка сердито задернула занавески, уложила горшочки с отваром и мешочки с травами в большую корзину и вышла на улицу. Она с шумом захлопнула дверь. Пусть все слышат, что Лина ушла. Кошки будут охранять ее жилище от непрошеных гостей.
Лина быстро шла по узкому, извилистому переулку. Навстречу ей попалась группа ряженых. Это были мальчики; они несли огромную бумажную звезду. Трое мальчишек изображали королей. На них были бумажные короны и длинные белые покрывала с красными кушаками.
На кухне у Стюрка Марта, стоя у плиты, помешивала что-то в котелке. Старый Сиверт примостился на дровяном ящике. У стола сидела красавица Ане, дочь Стюрка и — к великому огорчению всех родственников — его единственная наследница. Ведь они были так уверены, что у Стюрка никогда не будет детей. Первый его брак был бездетным, вторая жена тоже долго не имела ребенка, но потом всё-таки родила дочь. Это случилось как раз в то самое время, когда кухарка Марта произвела на свет девочку, прижитую от какого-то штурмана. Говорили, что штурман этот потом куда-то исчез, а ребенок умер вскоре после рождения. Со стороны Стюрка было очень благородно оставить Марту у себя в доме, после того как с ней приключился этот грех, долго служивший пищей для пересудов во всем городе.
С улицы послышался громкий стук, и все вздрогнули. Ане быстро подошла к дверям, открыла их и в страхе отшатнулась. У дверей стояла страшная ведьма. Глаза холодные, лицо зловещее. Лина-знахарка превосходно играла свою роль. На гостью падали отблески пылавшего в очаге огня, и это придавало ее фигуре еще большую таинственность. Марта раздраженно сжала губы. Сиверт ухмыльнулся.
— Ты зачем пришла? — спросила Ане, прижав руку к груди.
— Он звал меня, — отрывисто сказала Лина. — Ну что же, так я и буду мерзнуть здесь на лестнице или меня всё-таки пустят в дом? Пойдем прямо к больному или сначала напоить вас сердечными каплями, фрёкен Ане?.. Нечего тебе скалить зубы, старый козел, — напустилась она на Сиверта. — Погоди, вот захвораешь, попадешься ты тогда мне в руки!
Ане пропустила ведьму в комнату. Лина вошла, презрительно кивнув Марте. Они до смерти ненавидели друг друга.
На широкой кровати лежал могучий старик с густыми бакенбардами. Марта и Ане остановились в дверях. Лекарка Лина подошла к кровати и стала пристально смотреть на больного. Он застонал и произнес в полузабытьи: «Она здесь, Марта? Запри на кухне дверь!» Потом, медленно приходя в себя, посмотрел на знахарку и хрипло спросил, кивая на корзину:
— Что там у тебя еще за отрава, Лина?
— Сердечный эликсир и эликсир молодости! — быстро отозвалась Лина. Она обернулась к стоявшим у дверей женщинам и жестом отослала их прочь из комнаты. Марта закрыла дверь и приложилась ухом к замочной скважине.
— Что-то уж больно много ты обещаешь, — проговорил Стюрк. — Гляди, как бы на твоих весах не оказалось фальшивых гирь. — И вдруг он перешел на старый жаргон бергенских купцов:
— Нечего корчить из себя колдунью, старуха. Прибереги свои штучки для нищих болванов. Дай-ка мне попробовать твоего снадобья. Ежели оно поможет мне, то я хорошо заплачу. Мне надоело глядеть на тупые рожи докторов.
Лина сразу же бросила бормотать заклинания — бог с ним, с ритуалом! — и превратилась в домовитую сестру милосердия. Она заботливо, быстро и ловко оправила постель. Никогда Стюрк не лежал так удобно. После этого она дала ему выпить сердечного эликсира.
— Это поможет, — ободряюще сказала Лина, — я ведь всегда приходила к тебе на помощь. Быть может, я и сейчас смогу тебе помочь. Нечего ухмыляться, старый черт, сегодня у меня будет с тобой серьезный разговор!
Стюрк усмехнулся и выпил лекарство. Теперь эта старуха ему совершенно безразлична, но из его памяти еще не изгладилась прелестная девушка с нежными, теплыми губами.
Лина уселась на край кровати и пристально посмотрела на больного. Поможет ли эликсир, не обманул ли ее Мейстерконен? Стюрк долго лежал без движения. Маятник старинных часов качался медленно, с жалобным звоном, словно готов был вот-вот остановиться. Лина знала, что это означает для больного. Наконец старик зашевелился. Он приподнял веки и пришел в себя: