Я не очень понимал, что со мной происходит. Какой-то нереальный, похожий на сновидение разговор. И этот взгляд нагловато-выпуклых глаз, и эти руки, готовые обшарить меня. Было трудно поверить, что передо мной стоит мой тесть. Впрочем, мы квиты. Ему поверить, что с ним разговаривает его зять, будет еще труднее.
— Простите, а где Вера Федоровна?
— Вера? — Его глаза оживились. — Мать, Вера когда уехала?
На кухне невнятно ответили, я не расслышал слов.
— Уехала Вера, — Федор Евгеньевич сочувственно причмокнул губами. — Горящая путевка подвернулась. Домбай. Редкое место. Я там отдыхал.
— Позвольте, как же так! Ведь она собиралась… — Впрочем, я вовремя спохватился. В его глазах появился возбужденный блеск. Мне показалось, что он даже затаил дыхание. За весь разговор он ни разу не спросил о замужестве дочери. Фраза недоконченно повисла в воздухе.
— О чем вы?
— Да нет, так, к слову. Она собиралась провести отпуск в другом месте.
— Возможно.
— В таком случае, разрешите откланяться.
— Ну, право, так вот и уйдете. Нехорошо, — он засуетился, и мне была неприятна его суетливость.
— Нет, нет. Пожалуйста, не беспокойтесь. — Я пятился, чувствуя спиной лестничные сквозняки. Дверь квартиры оставалась открытой, однако тепло, исходящее от нее, не касалось моего лица.
— Все торопимся, торопимся, — бормотал Федор Евгеньевич за моей спиной. — А зачем, куда? Напрасно.
— Да уж ничего не поделаешь, тороплюсь. Меня такси внизу ждет. Я ведь проездом.
— Вот-вот. Напрасно вы этот сверток с собой возите. Кстати, — Федор Евгеньевич тронул меня за плечо. — Я запамятовал. Свадьба-то на какое назначена?
— Свадьба? — я покосился на его мясистый нос. — Свадьба уже была.
— Как была? Когда?
— Обычно. Как и положено быть свадьбе. При большом стечении народа. Шестого сентября.
Дома я с трудом открыл почтовый ящик. За это время адресованная мне корреспонденция спрессовалась в бумажные блоки. Вестей от Веры не было. Два письма подействовали на меня отрезвляюще. В первом мне предписывалось немедленно явиться в ректорат. Вторым было коротенькое письмецо от Морташова. Морташов сочувствовал моей неудавшейся защите и предлагал мне должность заведующего отделом в своем институте.
Зазвонил телефон. Я машинально снял трубку. На удивление, телефон не отключили.
— Старик, это ты?! Ну слава богу, явился наконец. — Я узнал голос Лямина. Такой же ассистент, как я, он проявлял должностную солидарность. — Ректор в бешенстве. Кафедра в трауре. Ковальчук переживает минуты величия — он предупреждал. Твой стол вынесли в коридор. Я предложил поместить его под стеклянный колпак, все-таки легендарная личность. Юмора не оценили.
О чем он? Какой стол? При чем здесь Ковальчук?
— Слушай, Лямин! Ты не знаешь, как добраться до Домбая?
— Что?! Дед, ты свихнулся. Какой Домбай? Ты отсутствовал целый месяц. Есть приказ о твоем освобождении. Тебя увольняют.
— Значит, не знаешь, жаль. Еще какие новости?
— Ну, ты молодец, новости его интересуют. Мы на тебя всесоюзный розыск объявили, понял?
— Спасибо. Разрешаю отменить. Я разыскался. Выходит, нет новостей?
— Почему же, есть. Аппаратура нашлась.
— Слава советской милиции!
— И знаешь где? В подвале второго корпуса. Оказывается, ее туда сгрузили.
— Кто?
— А черт его знает. Сейчас выясняют.
— Досадно. Придется расстаться с ореолом грабителя. А то, бывало, идешь по институту, все на тебя смотрят и вроде как удивляются — еще на свободе.
Лямин одобрительно смеется. Он хороший мужик, он искренне хочет мне помочь.
— Придумай что-нибудь, Игорек. Тебя не просто так, тебя по статье увольняют. Разжалобь старика. Явись забинтованным или… В общем, думай. До завтра еще есть время. Какой-то оправдательный документ ты привез?
— Нет. Вот если только ногу сломать.
— Да кончай ты придуриваться, надоело. У меня есть знакомый врач, он может помочь.
— Вас понял. Знакомый врач мне даст справку, из которой будет следовать, что гражданин Строков И. В. все эти дни находился в Москве, потому как негласно лечился в венерическом диспансере. Так? Спасибо, Лямин, знакомый врач в нашем крайнем случае, я полагаю, бесполезен.
— Ну, как знаешь.
— Если бы я знал? А то ведь придешь, а там актер Ярчинский. Такой вариант тоже возможен.
— Какой актер? Старик, я уж не знаю, где ты там был, но ты либо перегрелся, либо переморозился… Ладно, до завтра. Ни пуха…
Прерывистый гудок стучится в тишину. Никаких звуков, только этот вот гудок и мое дыхание.