Максим недоволен собой. Навязчивая раздвоенность угнетает его. Получилось, что он как бы изменил прежнему себе. Когда это произошло? В самолете или еще там, в Москве?
Уже первый вопрос Улыбина исключал любые сомнения. Требовался сиюминутный ответ.
— Где жить будете, у меня или хату поискать?
Тут, на пороге улыбинского дома, все и решилось. А вечером он словно по инерции подумал: где жить — дело десятое.
И Улыбин и Дягилев — они лишь повод, но никак не причина и уж тем более не цель его поездки.
Главное увидеть, почувствовать окружающих людей. И мир, стоящий рядом, покажется иным, и краски гуще, и речь сочнее.
«Ищи так, как хлеб ищут». А это уже Шувалов, его нотки. Вот и прекрасно. Все на своих местах, все при деле. Ищу самого себя. Поиски продолжаются.
Однако успокоение было недолгим.
Уже на второй день, наткнувшись на улыбинское недоверие, Максим понял: его умозрительные построения рушатся, их будто кто сдувает. Улыбин на него рассчитывает. Они должны понять, довериться друг другу. Он конечная станция Улыбина. Дальше ехать некуда. Тупик. И как вспышка — итоговая мысль: судьба человека в его руках. И если уж думать о чем-то, так об этой судьбе, что делать с ней. Остальное — после, потом.
Увидев в коридоре незнакомого человека, Дягилев не смутился. Толстые, в палец, брови сомкнулись у переносицы, глаза на секунду вспыхнули, затем стали неторопливо тускнеть, словно отступали назад и желали издалека разглядеть приезжего. Дягилеву уже сказали, что его ждет какой-то товарищ. Сказали некстати, под горячую руку. Строители сорвали пуск овощехранилища, картофель буртовали прямо на полях. По этой причине Дягилев выговаривал бригадиру, выговаривал зло. А тут еще Макар:
— К вам кто-то приехал.
Заодно и Макару:
— Вечно без дела шляешься!
Второй раз о приезжем напомнил главный инженер. И опять некстати. Вышли из строя два сварочных аппарата. Дягилев поехал в мастерские. Механик бестолково моргал, виновато потел, но объяснить толком ничего не мог. Сварочные аппараты раздавили гусеничным трактором. Уборка шла полным ходом. Техника на пределе. Отсутствие ремонтного обеспечения — катастрофа. Дягилев это понимал. Напоминание о приезжем снова осталось где-то за пределами сознания. И лишь в машине, которая резво прыгала по разбитой дороге, а вместе с ней подпрыгивала и раскачивалась литая дягилевская фигура, в машине, куда, как в русло большой реки, собиралось все досадное и менее досадное увиденное и пережитое за день, Дягилев вдруг почувствовал — его ждут. Он глянул на часы, перемолол на зубах какое-то ругательство и отрывисто приказал:
— В контору! Человек томится.
Однако человек не томился.
Максим осмотрел контору. Потом все то, что было около и вокруг нее. Со скучающим видом обошел деревню. Прикинул на глазок количество домов, получилось сто двадцать. «Порядок», — подумал Максим и пошел назад. Начинало темнеть. Потом он стоял в притихшей конторе, разглядывал стенную газету, не видел, что происходит сзади. А сзади стоял Дягилев, привалившись к перилам крыльца, и минуту-другую привыкал к приезжему. Он не стал дожидаться, когда приезжий прочтет всю газету, кашлянул:
— Вы ко мне?
Максим обернулся:
— Видимо, если вы Иван Андреевич Дягилев.
— Не ошиблись, откликаюсь на Дягилева. Прошу! — Дягилев ногой толкнул дверь, и они очутились в приземистом, неуютном кабинете.
— Чем обрадуете? — Дягилев извлек мятую пачку «Беломора» и долго нащупывал оставшуюся в целости папиросу.
— Попробуйте моих.
— С удовольствием. Значит, в гости?
— В гости.
— Понятно, — Дягилев выдохнул горьковатый дым, поморщился. Сигареты без фильтра были непривычны.
— Собственно, я по делу Улыбина.
Лицо Дягилева не выразило недоумения или растерянности. Оно просто повернулось к собеседнику. Разглядывай меня. Если можешь, читай мысли. Ты ждешь смущения, напрасно. Смущение — удел слабых, у нас это позади.
— Ясно, — кивнул Дягилев. — Значит, не угомонился, все пишет.
— Пишет…
— Ну, коль есть время, пусть упражняется. Вы, полагаю, суть истории знаете?
— В общих чертах.
— А там частных не было, только общие. Значит, вы из газеты?
— Нет, из журнала.
— Из журнала? Вот те раз! Если не секрет, из какого?
Максим протянул удостоверение. Дягилев еле заметно скосил глаза. Лицо по-прежнему оставалось спокойным, чуточку утомленным и рассеянным:
— Опять «Пламя»! Вы что же, историю с продолжением намерены печатать?