— Кто его знает! Можно рассудить по-разному. Да вы и сами догадываетесь.
— Вот как? — Чередов снова налил себе воды, лед мелодично позвякивает в стакане. Чередов что-то поискал глазами, встал, затем открыл шкаф, аккуратно отрезал три ломтика лимона, положил их перед собой на блюдце.
«Интересно, почему он считает, что я должен догадываться? У меня с утра болит голова. Скверная примета. Видимо, он что-то раскопал. Сумасшедшая работа, каждый день неприятности».
Чередов ловко налил воды еще в один стакан, бросил туда лимон.
— Это что-то новое. Раньше ты был меньше расположен к абстрактной философии. Угощайся! — Чередов кивнул на стакан. — Отличный напиток.
«Выжидает, хочет, чтобы я рассказал ему все. Логично. В его положении это просто необходимо. Даже самая «объективная информация» Тищенко устарела ровно на полгода».
И Максим рассказал. Неторопливо, со всей дотошностью, на которую был способен.
Чередов сидел, не меняя позы, лишь изредка протягивал руку к стакану с водой, делая это скорее машинально, так как воды не пил, а просто поворачивал стакан. То, что он услышал сейчас, выглядело достаточно серьезным. Он попробовал восстановить в памяти свой разговор с Гречушкиным. Какие-то отрывочные фразы, жалобы: «не ценят», «не понимают», короче, паника. Да-да, именно паника. Сначала он решил ждать, но потом передумал. В любом деле Чередов ценил прочность, и он сделал первый ход.
Настойчивое желание Углова быть точным, не упустить какой-либо подробности раздражало Чередова.
«А он хваткий, — думал Чередов, рассматривая исподтишка чуть-чуть осунувшееся после поездки лицо Углова. — Не просто взял материал, а вцепился в него зубами».
Максим увлекся рассказом. Стемнело, и он едва различал в полумраке самого Чередова, его неопределенное покачивание головой. И, может, потому голос Чередова долетел до него как бы издалека:
— Ну-с, и как вы намерены поступить?
Подчеркнутое обращение на «вы» озадачило Максима. Все остальное время его уже не покидало ощущение, будто он говорит стоя.
— Если быть откровенным, я не знаю. Пришел за советом.
«Зачем я отпустил его? Из него мог бы получиться отменный газетчик. Я требовал уверенности, а он кого-то боялся или чего-то. Терпеть не могу пугливых. И вот я уступил. Уступил Шувалову. Неужели этот старый филин разглядел то, чего я не смог увидеть?»
Чередов откинулся на спинку кресла, сложил руки на груди.
— А что, Улыбин — человек на самом деле бескорыстный или нет?
— Трудно сказать… Он обижен… А раз есть обида, значит чистого бескорыстия быть не может.
— Разумно, — согласился Чередов. Неожиданно резко встал, заложил руки за спину, зачем-то подошел к карте. Со спины он казался массивнее: крепкая шея, тяжелые плечи. Чередов думал, думал напряженно: «Углов растерян. Это очевидно. Ему нужен совет, и он найдет, с кем посоветоваться. Трудно предугадать его последующие шаги. По крайней мере, сейчас я могу направлять их. Надо быть законченным идиотом, чтобы пренебречь такой возможностью».
— Хорошо, будем говорить отвлеченно. Нас нет здесь, и это не вы собираетесь обрушиться на житейскую несправедливость и заклеймить ложь.
— Я ничего не хочу обличать, тем более клеймить. Я желаю восстановить истину. Обыденный человеческий поступок.
— Похвально. Итак, «некто» настроен действовать, — сказал Чередов не оборачиваясь.
— Настроен, — подтвердил Максим. — Но не знает как.
— Не знает или делает вид, что не знает. — Теперь они смотрят друг на друга.
— Вы считаете, что «некто» неискренен?
— Мы говорим отвлеченно, а значит, можем только предполагать.
— Тем лучше, возьмем идеальный случай.
«Успех портит людей, — подумал Чередов. — Год назад я полагал, что это случайное выдвижение. Я ошибся. У этого мальчика мертвая хватка».
— Действительно, почему бы не взять идеальный случай? «Некто» — кристально честен.
Максим зябко повел плечами, ему показалось, что в комнате сквозняк.
— «Некто», — невозмутимо продолжал Чередов, — полон желания утвердить истину. «Некто» — талантлив.
Чередов снова садится в свое кресло и лишь изредка краем глаза наблюдает за собеседником.
— «Некто» избирает путь по прямой. — Максим навалился на стол. Говорит очень тихо. — «Некто» пишет разгромный материал и публикует его в газете. Мораль: принципы существуют для того, чтобы их отстаивать.
— Согласен, но «некто» живет не в вакууме, у него есть обязательства перед друзьями, журналом, наконец. Следовательно, идеальный случай не подходит. Рассмотрим некоторые издержки. «Некто» на пьедестале бескомпромиссности; «некто» выслушивает комплименты; «некто» получает поздравления. Издание, где работает «некто», выставлено на лобное место. Руководитель издания получает выговор. Слава богу, дальше выговора дело не идет. Наступает завтра. У «некто» нет настроения ехать на работу. «Некто» — неглупый человек, он все понимает. Его поступок бескомпромиссен, можно сказать, кристален. Получив назад собственное заявление с резолюцией «не возражаю», он лишь убеждается в правоте своих предположений. «Некто» собирает нехитрый багаж и направляется в газету икс. Его встречают с улыбкой, похлопывают по плечу, жмут руку.