«Старик, ты — талант», — говорят ему коллеги и растворяются в полумраке бесконечных редакционных коридоров.
«Для нас большая честь, — говорит редактор газеты икс, — но сейчас нет ничего подходящего».
«А в перспективе?» — с присущим ему оптимизмом спрашивает «некто».
«В перспективе, — вздыхает редактор, — в перспективе тоже ничего».
«Некто» уходит. А редактор еще долго бродит по тесному кабинету и рассуждает примерно так:
«Неглуп, талантлив, острое перо, пожалуй, даже смел, но бездумен в увлечении. Журналист вообще. А мне нужен журналист моей газеты».
Жар накатывается откуда-то из глубины, подступает к вискам. Максим заставляет себя расслабиться.
— Надо полагать, возможен и другой вариант. «Некто» приходит в свой собственный журнал и рассказывает о результатах поездки. Его выводы лаконичны: совершена ошибка, единственный путь ее исправления — продуманный ответ автору первой статьи со страниц того же самого журнала. Признание собственных ошибок — лучшая гарантия нашей принципиальности. Читатели нас поймут, «некто» в этом уверен. Разве такой путь исключен?
— «Некто» — идеалист, — морщины побежали вокруг глаз Чередова. Смеется, верхняя губа подскакивает. Крупные сильные зубы хорошо видны. — Журнал, конечно, может выступить, но… Во-первых, он подорвет собственный авторитет, во-вторых, журналу не нужна полемика с газетой, где читательская аудитория в пятнадцать раз превышает аудиторию журнала.
— Значит, реального пути утверждения правды нет? «Некто» бессилен, так?
— Опять этот навязчивый максимализм! Любое действие нуждается во всестороннем изучении.
— Это я уже слышал. За пределами вашего кабинета существует реальный человек. Он ждет. Он верит в справедливость. Он настойчив в своей вере.
— Идеализация, мой друг, никогда не приводила к добру. Не делайте из вашего Улыбина иконы. Он анонимщик, наконец.
— Да, но мне плевать на его недостатки, на причины, побудившие Улыбина сказать правду. Пусть это расчет. Хотим мы или не хотим, правда существует. Деньги за двести кубов леса осели в чьем-то кармане. Человек, совершивший проступок, должен быть наказан.
— Разумеется, но разве лесника не наказали?
— Лесник — стрелочник.
— Однако ж его наказали?
— Ну, наказали, что из того? Любому поступку предшествует причина. А вот причину Тищенко не заметил или не хотел заметить.
Чередов, не ожидавший подобного наскока, чуть отодвинулся от стола.
Манера говорить у Углова необычная. Говорит он быстро. Руки же, наоборот, двигаются медленно, словно Углов дирижирует мыслями, а не словами.
— Значит, советуете молчать? — Максим произнес фразу с наседающим вызовом. — Быть честным — удел других. И все это не просто так — во имя принципов.
— Жизни, — поправил Чередов и выжал лимон в стакан. — И потом, почему молчать? «Некто» должен действовать.
— Вы увлеклись игрой, Валентин Прокопыч. «Некто» растворился. Остался неприятный Максим Углов. Так что давайте в открытую.
Чередов ничем не обнаружил своего неудовольствия, машинально погладил лоб. Выпад остался без ответа.
— Вы убеждены, что Дягилев — именно то лицо, которое присвоило деньги?
— Нет, не убежден.
— На кого же, в таком случае, «некто» намерен обрушиться?
— «Некто» намерен защищать Улыбина, не более того.
— Это абстракция, мой дорогой. Защищать возможно, лишь обвиняя несправедливость, а значит, кого-то конкретно. Кажется, Улыбин работает теперь в другом хозяйстве? — ни с того ни с сего уточнил Чередов.
— В другом…
— Вот и отлично. Пусть «некто» найдет возможность опубликовать критический материал о Дягилеве. Естественно, не связанный с этим делом.
— Улыбину нужна сама правда, а не компенсация за нее.
— Он ее получит. В понимании Улыбина, Дягилев — мерзавец. Любой критический материал он воспримет как подтверждение своих взглядов. Ну а для того чтобы не ссорить принципы, желателен положительный материал об Улыбине. Кем он там нынче?