— Тю-ю… Ты вроде и не рад… Отутюжили, Дуся, велено на улыбку переходить.
Гречушкин посмотрел на однокашника, кивнул и пошел получать вещи. Кто как, а с него хватит, он домой не поедет. Так Дуся Гречушкин очутился в Вологодской области. Пять лет работал на лесосплаве, окончил техникум. Заведовал мастерскими в леспромхозе. Там же женился. Женитьба удачи не принесла. Года два привыкали друг к другу, ругались по пустякам. Потом Люся — так звали жену — положила глаз на расторопного диспетчера с товарной станции и вместе с ним укатила на Кубань. Так и потух семейный очаг Диогена Анисимовича Гречушкина.
Кто надоумил Гречушкина показать свои стихи в районной газете, он точно не помнит. Зато он помнит другое. Когда стихи напечатали, директор сплавной конторы ткнул суковатым пальцем в газету и довольно бесцеремонно, прямо на производственном совещании спросил:
— Твои?
— Мои, — невозмутимо ответил Гречушкин.
— Понятно, — сказал директор. — Оттого и план валите.
Администрация плохо воспринимала увлечение Гречушкина. Он же терпел несправедливость, застенчиво улыбался и продолжал писать стихи. Когда через год в леспромхозе узнали, что Диоген Гречушкин поступил в университет на факультет журналистики, этому никто не удивился.
Из леспромхоза Гречушкин уволился. Невтерпеж стало, отношения с директором обострились до крайности. Спустя месяц он уже работал в районной газете.
Вся последующая жизнь складывалась ровно. Он быстро освоился с газетой. Редакторская работа ему нравилась. Он подолгу сидел над материалами, старательно выправлял их, переписывал заново. Его материалы признавались лучшими. Очень скоро Гречушкин стал человеком в газете незаменимым. Однажды наступил необычный день: Дусю Гречушкина избрали председателем местного комитета. Кто-то назвал его фамилию, настроились спорить. Спорили долго. А он все это время сидел и молчал, двигал белесыми бровями и никак не мог понять, что говорят о нем и спорят о нем. Чувствовал, как лицо, шею, руки, все одеревеневшее тело заливает удушливый жар, отчего переживал еще больше. Хотелось только одного — чтобы скорее кончился этот шумный, тревожный разговор, где без конца повторяется его имя.
Люди спорили, не соглашались, готовы были поссориться, а он молчал и ждал. Сейчас кто-то поднимется и скажет. Он не будет стараться перекричать спорящих, скажет тихо, но его услышат.
«Вы сошли с ума! — скажет кто-то. — Этот человек был вором. Его судили».
Но никто не встал. Его ни о чем не спросили. Хотел было рассказать сам, его оборвали: «Знаем!» Поставили вопрос на голосование. Двадцать — за, три — против. Диоген Гречушкин стал председателем местного комитета.
Гречушкин старательно правит перо о край потертой папки и аккуратно выводит: «В партийную организацию журнала «Пламя». Заявление. Я, Гречушкин Диоген Анисимович, принял для себя окончательное и бесповоротное решение о вступлении в партию. Почему я не сделал этого раньше и как объяснить мой настоящий поступок?» Гречушкин тяжело дышит, а буквы все катятся, наскакивая одна на другую, вот-вот кончится лист, и только тут он спохватывается, вытирает рукой взмокший лоб, ставит число и подпись.
ГЛАВА II
«Некто» оказался непослушным учеником. Когда одно сомнение напластывается на другое и по житейскому морю навстречу тебе плывут новые конфликты и неприятности — предвестники все тех же сомнений, — пусть тебе достанет сил и разума сказать им нет.