Лоб, брови, глаза, нос, рот, подбородок. Обычное человеческое лицо, в котором как будто нет ничего особенного. Так ли уж важно, что лоб у нас почти прямой, что над глазами нет мощных костяных выступов (их называют — у наших предков — глазничными валиками) ? Так ли уж важно, что лица у людей сравнительно плоские и из-за этого резко выступает нос, а наши челюсти — лёгкие и даже изящные?
Важно! Все эти черты было очень важно приобрести.
Очень долго череп, уже содержавший в себе великолепный человеческий мозг (пусть и похуже сегодняшнего), был снабжён спереди мощным аппаратом для хватания добычи. Это было так же неудобно, как забивать гвозди ручными часами. И гвозди входят плохо, и часы и большой опасности.
Природа окружила мозг мощными костями черепа — природа позаботилась о максимальной защите своего лучшего создания от любой угрозы.
И сильные сотрясения его тоже были природе совсем ни к чему. Вот и стали уменьшаться когда-то мощные челюсти. Кстати же, зубы в качестве оружия человеку уже совсем были не нужны. Да и в остальном к ним теперь предъявлялись менее жёсткие требования. У человека появился огонь, он начал готовить себе еду, а жареное или варёное мясо куда легче пережёвывать, чем сырое.
На челюсти ложилось все меньше работы; тяжёлые мощные челюсти становились поэтому не преимуществом, а недостатком — и уходили в прошлое.
Рука, взявшись за палку, сделала маленькими мощные клыки. Были и другие причины, заставившие в конце концов страшную обезьянью морду исчезнуть, превратиться в человеческое лицо. Ну, во-первых, мозговой отдел черепа всё время рос. Если бы морда сохранилась, голова человека была бы слишком тяжела для его тела. Это особенно важно, когда речь идёт о двуногом, а не четвероногом существе. Помните, почему так легко встаёт «на ноги» ванька-встанька? Потому, что у него очень низко расположен центр тяжести. Низкий центр тяжести высоко ценится у боксёров и борцов. При прочих равных условиях он даёт явное преимущество, потому что делает человека устойчивее. Чересчур же тяжёлая голова мешала бы устойчивости. Что же, мозг продолжал расти, чем-то приходилось ради него жертвовать. Вот и пошли «на переплавку» выступающие части морды, становившейся лицом.
Большая и тяжёлая нижняя челюсть мешала и разговору. Ведь при членораздельной речи от неё требовались очень быстрые движения.
Человек часто подымает лицо, смотрит вдаль и даже вверх. Собственно, слово «часто» здесь звучит слишком слабо. Присмотрись к своим товарищам и родным. Ты увидишь, что обычно все мы ходим чуть-чуть «задрав нос». В таком положении при большой и тяжёлой нижней челюсти пришлось бы тратить силы только для того, чтобы держать рот закрытым.
Самая большая нижняя челюсть, самая большая морда — среди обезьян — у гориллы. Так, представь себе, горилле пришлось обзавестись, чтобы поддерживать голову в равновесии, мощной специальной мускулатурой и целым аппаратом связок у затылка. От позвоночника гориллы отходят особые отростки, к которым крепится всё это основательное сооружение.
А человек «отказался» от морды — и выиграл. И впереди отступивших к шее и ставших изящными челюстей оказался нос. Между тем обоняние у нас плохое, да и не только у нас, но и у всех наших родственников. В отряде приматов, к которому мы принадлежим, особо чутких субъектов не встречается. И в то же время только у человека нос «выражен» так определённо, до такой степени обособлен от всего остального лица. Почему же почти или совсем ненужный орган не исчез, а вырос?
В том-то и дело, что орган этот нужен. И не только для обоняния. С исчезновением морды путь воздуха в дыхательное горло должен был стать совсем коротким. А горло, сам знаешь, место, которое и так часто болит. А воздух бывает холодным. Вот нос и остался, как полагают некоторые учёные, «заместителем морды», удлиняя воздушный канал, чтобы воздух успел лучше прогреться. И болит у нас нос при насморке — вместо горла. Так сказать, жертвует собой ради более важного для организма товарища по работе.
Но и это далеко не всё, что надо сказать в похвалу носу. Похоже, что почти вся нервная сеть исчезнувшей морды переселилась на внутреннюю поверхность носа. Как иначе объяснить почти беспримерную в нашем теле концентрацию нервов и нервных окончаний на слизистой оболочке носа!
Возник даже особый, важный и действенный метод лечения, при котором лекарства вводятся в организм через нервную сеть носа.
А вот как используется это сосредоточение нервов самим организмом, зачем оно ему?
Доктор медицинских наук В. А. Буков предположил (это пока только гипотеза!), что у человека работа носа как-то связана со способностью плакать,
К слову сказать, человека считают единственным существом, способным выражать свои чувства плачем. Слёзы на глазах затравленного оленя никак не связаны ни со страхом, ни с отчаянием. Это обычный способ не дать роговице глаз высохнуть, и только.
А у человека, согласно догадке Букова, главная задача слезы — попасть по специальному каналу на внутреннюю слизистую оболочку носа, заставить оболочку раздражиться. Бесчисленные нервные клетки этой оболочки шлют мощный залп сигналов в мозг. То и требовалось. Потому что когда человек плачет, это значит, что какое-то сильное потрясение (обида, боль, страх) перевозбудили какой-то участок, кору головного мозга. Надо это возбуждение снять.
В относительно лёгких случаях для этого достаточно закусить губу (она тоже пошлёт сигналы о боли в мозг, и те тоже отвлекут излишнее возбуждение в сторону от самого опасного участка). А в тяжёлых требуется мощный залп сигналов со слизистой оболочки носа. Волевой человек может удержаться от слёз? Это значит, он сумел сделать клетки коры головного мозга особенно выносливыми; они выдерживают перевозбуждение без «посторонней помощи».
Лоб стал менее покатым потому (кажется, мы уже об этом говорили), что размещённые сразу за лобной костью участки мозга изменили свою форму, выросли. А выдающимся подбородком, особенно заметным рядом со скошенными подбородками предков, человек обязан развитию членораздельной речи. Её орудие — язык — разросся, его мышцам понадобилось много места.
Прекрасны и неповторимы глаза людей. Благодаря им мы получаем три четверти (а по некоторым подсчётам и больше) всех своих сведений о мире. Слух, осязание, вкус и обоняние вместе с шестыми и седьмыми чувствами (чувством равновесия, например) — все вместе дают едва четвёртую долю того, что приносит нам зрение.
Таким резким выбором одного из чувств человек явно вышел из привычных для животного границ. И при этом почти отказался от обоняния (может быть, зря) — того обоняния, которое так верно служит (и часто получше зрения) множеству живых существ — от собаки до муравья, от бабочки до тюленя. Впрочем, обезьяны, как я уже говорил, тоже особо тонким обонянием не отличаются, хотя оно у них и лучше, чем у человека.
Но глаза — не просто датчики, направленные в мир. Они ведь ещё бывают выразительными! Благодаря чёткому глазному яблоку (зрачку) легко можно определить направление взгляда; специальные мышцы «ведают» выражением глаз; то и другое и сейчас важно в разговоре, а когда-то, при рождении и становлении человеческой речи, наверняка очень помогало и этому рождению, и этому становлению. Как и вся богатая мимика человеческого лица. Мимика обезьян может, правда, на первый взгляд показаться ещё богаче и выразительней. Но только на первый взгляд. Она быстро начинает казаться преувеличенной — недаром движения обезьяньей морды зовут гримасами и воспринимают как карикатуру на движения человеческого лица. Ведь характернейшая черта карикатуры — именно преувеличение.