И я совершенно не ожидал этой встречи, но сделал вид, что ничуть не удивлен американке Рэйчел, одетой сегодня в относительно скромное платье, даже целомудренное, без декольте и с закрытыми плечами. И притворился, что я полностью ее понял, а не только общий смысл, что меня рады видеть.
– Рэйчел-сан, – поклонился ей. – Простите, вашу фамилию я так и не узнал. Позвольте вам представить мою невесту, ее сестру и моих друзей, – о том, что японский “бургер-тян” дискомфорта не доставляет, меня Красная Женщина уже предупредила. Так для чего участвовать в глупом спектакле и пытаться говорить на моём далеком от идеала английском? Перечислил имена.
– Могли бы и подыграть, Ниида-сан, у вас очень интересный акцент. Моя фамилия Саммерс. Позвольте представиться по всем правилам. Рэйчел Саммерс, культурный атташе посольства Соединенных Штатов. Ваши спутницы очаровательны. Особенно вы, юная мисс, – это она к Ринне обратилась.
Японский у иностранки на самом деле выше всех похвал, не считая нескольких мелочей. Фамилию все-таки принято называть раньше имени, и обращение “мисс” у нас не в ходу. Но в остальном речь у нее чистая.
– Интересуетесь живописью, да?
– О да, я художница, а Цукино-сан в некотором роде мой наставник, несмотря на то, что мы с ним из разных эпох, – охотно вступила в беседу Акирахиме-тян. Для нее Токио уже не так в новинку, а собирать восхищенные мужские взгляды в столичном музее наверняка намного приятнее, чем в провинциальной корпорации.
– Как здорово. Хотите, я вашей выставке поспособствую? Просто потому, что вы дружите с невестой Макото-сана. Представляете, он единственный, кто смог меня обыграть, причем на голом везении, а не хитрости. Как будто бы сам дьявол ему помогал…
Дать ответ кицунэ не успела, так как прервалась музыка, льющаяся из динамиков, а на свободное пространство в центре зала вышел молодой мужчина с микрофоном. Условно молодой, примерно мой ровесник. Но не стариком же его называть. Тридцать лет – это самый расцвет сил.
– Уважаемые гости, ценители искусства, друзья! Позвольте представить себя – перед вами Акияма Гэндзи, наследник и управляющий компании Акияма Вижен.
Сегодня мы с вами становимся свидетелями поистине исторического события. Впервые за долгие десятилетия мы открываем миру неизвестные работы великого японского художника-авангардиста Цукино Тенкая, чьё творчество оставило неизгладимый след в истории искусства.
Мы находимся в стенах знаменитого музея Сантори, где традиции и новаторство встречаются, чтобы подарить миру новые грани художественного наследия. Цукино был мастером уникального стиля, который сам назвал Ракуган. Это направление, сочетающее смелые абстрактные формы, неожиданные цветовые сочетания и философскую глубину, стало редким феноменом японского авангарда 1930-х годов.
До сегодняшнего дня было известно всего пять работ Тенкая, и их влияние на искусство бесспорно. Но сегодня мы представляем вашему вниманию десять новых полотен, которые долгие годы хранились в частной коллекции нашей семьи.
Мы видим перед собой не просто полотна. Это застывшая энергия, послание сквозь время, голоса, которые теперь могут быть услышаны. Мы приглашаем вас внимательно всмотреться в каждую деталь, почувствовать тот нерв эпохи, который художник передал через краски и линии. Пусть эта встреча с искусством станет для вас не только открытием, но и вдохновением, напоминанием о том, что подлинное творчество не имеет границ и живёт вне времени.
Благодарим всех, кто помог сделать этот момент возможным. Благодарим вас, дорогие гости, за вашу любовь к искусству и желание открывать новое. Добро пожаловать в мир неизведанного авангарда Цукино-сенсея!
Прочувствованная речь закончилась бурными аплодисментами, хотя до оваций не дотянула. Сказано неплохо и я бы сказал, что написано профессионалом, причем знакомым с типичными пафосными выступлениями Хидео-сана под личиной художника.
Далее началось представление самих “шедевров”.
“Тихое эхо” – туманные человеческие силуэты на размытом фоне.
“Исчезающий горизонт” – плавный градиент, вверху светло-голубой, внизу насыщенно зеленый, без явного перехода. Граница цветов стерта.
“Разделенное пространство” – резкие геометрические линии делят холст на десятки неправильных многоугольников.
“Мерцающее присутствие” – светящиеся точки и размытые фигуры на темном фоне, вызывают ассоциации со светлячками в ночном небе.
“Исчезающая мысль” – многочисленные разорванные штрихи, едва уловимые контуры.