– Я не умею хитрить, просто не знал, как начать разговор, а потому скажу прямо, – изобразил неловкость и смущение. – Цукино-сама мне все рассказал. Вы моя мать.
– Ой… – Кагами выронила из рук скалку. Сейчас ее по-настоящему затрясло. Не так она представляла этот разговор. Вполне вероятно, надеялась, что ему вообще не суждено состояться. Наладит отношения, станет любимой мачехой, попросит называть мамой. Сейчас все ее планы и намерения читались, подобно раскрытой книге, но упрекать ее за них не хотелось.
– Я буду честным. Когда летом получил от вас письмо, оно меня очень разозлило. Но Цукино-сама мне объяснил, что я неправ. Сказал, что вы и сами очень не рады тому, что вас не было рядом все эти годы. Ему невозможно не верить.
Вот и всё, пластырь сорван. Выдерживать паузу можно было бы бесконечно, но так я не получу ответы, а они мне нужны. Где Кагами пропадала все эти годы? Почему носит фамилию со значением “Жрица Инари”? Что за храм она упомянула при встрече со мной-лисом? Да и в конце-то концов, вечно притворяться, что она мне всего лишь мачеха – это то еще душевное мучение.
– Макото… прости меня пожалуйста… я не хотела, чтобы так получилось. Все эти годы меня не пускали к тебе и Хиро-сану, – слезы у нее в эту минуту совершенно настоящие, я вижу.
– Не надо плакать, мам, всё хорошо, я совсем на тебя не злюсь, – сказал и обнял ее, не забывая прислушиваться к окружающей обстановке.
Папа или Тика-тян, зайди они сейчас на кухню, тоже потребовали бы свою порцию ответов. А у отца сердце, у сестренки сложный характер, рановато им пока знать. Хотя способ сказать правду Тике я найду. Она имеет право знать. А папа… не удивлюсь, если он все поймёт или уже понял, но пока не готов себе признаться. Все-таки он тоже потомок Хидео-сана. Неужели даже крох проницательности ему не досталось? Или, чтобы гены кицунэ себя проявили, нужны два родителя с лисьей родословной?
– Правда? – Кагами шмыгнула носом.
– Цукино-сама сказал, что ты такая же, как он, умеешь видеть обман. Я ведь сейчас не вру? – на самом деле без обмана говорю. Каких бы ошибок она ни наделала, на свою семью смотрит с искренними любовью и заботой. Это не отменяет туманного прошлого, но каждый заслуживает второго шанса, как учит манга великого Кишимото. Я бы и Хидео-сану шанс исправиться и перевоспитаться дал, не будь он мертв.
– Макото, этот человек очень опасен. Будь с ним осторожен. Тебе он зла скорее всего не желает, но кто знает, с кем он мог связаться, – очень осторожная попытка отдалить меня от предка и, надо признать, искренняя, продиктованная заботой, что подкупает.
– Мы с ним почти не общаемся, – успокоил женщину. – Но он сказал, что свяжется с вами… с тобой по телефону. Задаст вопросы. Я по-настоящему рад, что вы с папой будете вместе.
– У нас, у стариков, осталось не так много времени. Каких-то лет тридцать. Потому я и спешу быть рядом, – ответила матушка. Конечно, это она не о себе, а об отце говорит. Несмотря на то, что продолжительность жизни в Японии едва ли не самая большая в мире за счет прекрасной медицины, возраст в девяносто лет уже смело можно считать максимально почтенным. Возможно, при помощи подходящих трав и навыков Акиры у меня выйдет продлить этот срок еще на десятилетие.
– Тика-тян ведь не знает? – спросил я. Это важно.
– Мы с ней очень хорошо поладили, но не знает. Я… я боюсь ей говорить. Нет подходящих слов, чтобы объяснить, как я виновата, что позволила ее забрать. Пожалуйста, не надо спрашивать, кому. Это… кто-то вроде моей семьи. Такие же люди, как Цукино-сама.
– Наверное, мне не стоит всего этого знать. Я же простой бухгалтер. Сейчас ведь никому из нас эти люди ничем не грозят? – примирительно сказал я. – Давай вернемся к приготовлению обеда.
Показывать, что я в курсе ее потусторонней природы, станет еще одной ошибкой. Для обсуждения этих скользких тем у меня есть маска призрака Цукино Тенкая.
– Сынок, ты такой понимающий. Прямо как Хиро-сан. Он тоже не любит задавать лишние вопросы.
Это обращение сейчас – ради него одного захотелось горы свернуть.
– Незнание – это Будда, так папа иногда говорит. Он же прав?
– Всегда прав. Хиро-сан особенный, я влюбилась в него с первого взгляда, – снова не врет. По большому счету, она мне ни разу не соврала, хоть и предпочла утаить, где была эти тридцать лет, что подкупает. Конечно, обманывать возможно, говоря чистейшую правду, лишь опуская ее часть и оппонент сам себя перехитрит. Один из важнейших уроков Амацу-сенсей. Но Кагами не представляется мне такой. Я вижу уставшую женщину, которая всего лишь хочет быть рядом со своей семьей. Если это игра, то снимаю шляпу и преклоняюсь перед ее мастерством, но высокомерно сочту, что меня ей не перехитрить.