– Не волнуйся, – успокоил он ее, криво усмехнувшись. – Я не уеду до тех пор, пока не удостоверюсь, что дела в «Трентон и Грин» идут нормально.
– Ты ничего не понял, Джеймс! – сказала она, забыв о своей гордости. – Я не хочу, чтоб ты уезжал. Я… – она решила сказать ему все откровенно. – Я не хочу, чтобы ты расторг нашу помолвку. Я хочу… Я хочу…
Они с Джеймсом смотрели друг на друга, не замечая никого вокруг, словно были в комнате одни.
– А чего ты хочешь, Линда? – Сейчас он смотрел на нее настороженно. Он ждал и одновременно боялся ее ответа.
Боялся? Джеймс? Нет, это был не страх, скорее трепет. Казалось, от ее ответа для него зависело очень многое. Видимо, так оно и было… Но она боялась ему ответить, опасалась, что он снова посмеется над ней.
– Если ты уедешь, Мэнди будет тосковать, – грубовато ответила она.
Глаза Джеймса потемнели. Но как только он подумал о девочке, его лицо снова смягчилось.
– Я тоже буду тосковать по ней, – сказал он. – Может, ты позволишь ей иногда меня навещать?
– В Америке?
– Да.
– Тебя и твою жену?
Она не знала причин его отъезда в Америку. Если он на самом деле спешит вернуться к женщине…
Его рот скривился. Он снова смеялся над собой.
– Теперь я сомневаюсь, что когда-нибудь женюсь.
Она внимательно посмотрела на него, и в ее сердце вновь появилась надежда – из-за слова «теперь».
– Почему?
– Может, будет лучше, если я оставлю вас одних? – Пенелопа поднялась, напомнив о своем присутствии и справедливо считая себя здесь абсолютно лишней.
– Нет, не надо, – твердо ответила ей Линда, – Лучше уйдем мы с Джеймсом.
– Мы? – удивленно поднял он брови.
– Да, мы, – кивнула она. – Несмотря на то, что ты говорил раньше. Мы… Нам надо завершить репетицию свадьбы.
Сейчас она рисковала. Она рисковала, как никогда в жизни. И ставка была такая высокая, какую только можно придумать: ее будущее с Джеймсом.
Нахмурившись, он вопросительно посмотрел на нее. Линда спокойно выдержала его пристальный взгляд, хотя сейчас ее переполняла неуверенность. А вдруг она проиграет? Но в то же время она ничего не теряла. Если она не сделает попытки остановить его, Джеймс уедет, забрав все ее надежды на счастливую жизнь с ним. Проигрывать было нечего, а выиграть можно все. И она надеялась. Ведь что-то в ее характере заставило Джеймса изменить отношение к семье.
– Хорошо, – наконец охрипшим голосом ответил он.
И Линда снова стала дышать. Значит, все это она не выдумала.
Джеймс повернулся к Пенелопе.
– Насчет «Трентон и Грин» не беспокойтесь, – заверил он. – С этим я все улажу.
– Линда… – Мать неуверенно посмотрела на нее.
– Джеймс сказал тебе – не беспокойся! – Она успокаивающе пожала ей руку и поцеловала Пенелопу в щеку. – Я заеду к тебе завтра утром или после полудня, – пообещала она и посмотрела на Джеймса. Ее сердце громко забилось. Он был так красив, и она так сильно его любила…
– Пошли? – спросила она дрогнувшим голосом.
Когда они вышли на улицу, Линда вспомнила, что они приехали на разных машинах. Но именно сейчас она не хотела расставаться с Джеймсом.
– Мы поедем на твоей машине, – твердо сказала она. – Свою я смогу забрать завтра утром.
– Линда…
– Давай сначала вернемся домой, Джеймс, – попросила она.
Ей необходимо время. Чтобы собраться с мыслями перед следующим штурмом. Будет нелегко сказать Джеймсу, что она его любит, и тем более убедить его в этом. А что, если он все-таки отвергнет ее любовь? Она даже боялась подумать об этом.
– Как скажешь, – неожиданно легко согласился он. Вероятно, и ему нужно было как-то успокоиться.
Она надеялась, что он не станет теперь выстраивать ту свою защиту, которая делала невозможным разговор о действительно важных вещах. Им нужно попытаться разобраться в чувствах, которые они испытывали друг к другу…
Кэрол ничуть не удивилась, увидев, что они вернулись вместе. Заверив их, что Мэнди спит, и не заметила их отсутствия, она ушла, пожелав им спокойной ночи.
Линде так и не хватило времени, чтобы собраться с мыслями перед предстоящим разговором. Глядя на Джеймса через гостиную, она нервничала, как школьница. И Джеймс был таким же бледным и напряженным, как и она. Она просто не знала, с чего начать разговор.
– Я люблю тебя, Линда Грин-Трентон! – сказал он, нарушив неловкую тишину. – Я никогда не говорил этого ни одной другой женщине.
Вся ее нервозность, все сомнения, все, кроме того, что этот замечательный, восхитительный человек – теперь она была полностью согласна с Мэнди – любит ее, вылетело у нее из головы. Она была счастлива.