К концу года студенческая братия, которой я был отдан на растерзание, пришла к преподавателю с отчаянной жалобой на меня:
– Раза четыре подводили почти к самому лавинообразному срыву, и каждый раз он умудрялся совладать с ним. У парня совершенно точно развитая и стабильная энергетика, – бойко и с обидой объяснял выборный. – Либо чародеем был раньше, либо монахом.
– Либо от природы таков, – флегматично ответил старший преподаватель. – Бывает. Ладно, попробуйте приём кресала. Через пару дней силовёрт должен освободиться на пару часов. Вам хватит. Думаю, так даже лучше, чем естественным образом – все заинтересованные лица будут оповещены и окажутся на месте, если захотят. Делайте.
Я почуял новую угрозу, но воспринял её, как и раньше, безоценочно, почти равнодушно, лишь как руководство к работе над собой. Что такое силовёрт – уже худо-бедно представлял. Маги, конечно, использовали для своих нужд естественную, природную энергию мира. Но уж больно тонким слоем она была разлита в пространстве. Встречались, само собой, области более насыщенные, и делились они на те, где магия набирала концентрацию со временем, а потом хранилась, как берёзовый сок в банке, и те, где исходно накапливалась быстрее – только отчёрпывай.
Как раз в таких местах маги обосновывались основательно: ставили системы накопления энергии, её кристаллизации и оптимального использования. Были среди их систем и открытые, к которым сильные чародеи с уже развитой энергетикой, опытом, привычкой и должными мерами предосторожности могли подключиться напрямую. Напор чистой магии в каких-то случаях давал возможность физически переродиться, и человеческое тело лучше приспосабливалось к магической практике. В каких-то – получалось освободить способности, плохо поддающиеся развитию. А в иных дело заканчивалось смертью, и чем менее был обучен маг, приблизившийся к чистой энергии, тем выше становился шанс летального исхода.
Силовёрт позволял до определённой степени дозировать его воздействие. Но лишь очень ограниченно, а в случае со мной, обученным как попало и кем попало, дозировка не имела никакого значения. Как я понял, мои способности планировали растормошить насколько возможно, с ходу и очень сильно. Окружающие меня люди сочли бы это, пожалуй, верным смертным приговором. Но моё собственное мнение отличалось от профессионального.
Я не знал смерти и не желал её знать. Я страстно желал, чтоб чистая магия высекла в моей душе, как кресало из кремня, воплощённое могущество и новые знания. Слишком мало было у меня опыта, иначе б, конечно, засомневался, испугался, трезво оценив свои шансы.
Но вместо этого искренне обрадовался открывшейся возможности и со спокойной душой пошёл на контакт с магией.
У силовёрта (установка была магическая, но для простоты восприятия её декорировали парой десятков штырей, обозначающих разные этапы подхода и уровни напряжённости) результатов моей обработки ожидали все практиканты-педагоги и половина студентов-медиков старшего курса. Один из них снял с меня тёплую куртку и ободряюще похлопал по плечу:
– Ну, не тушуйся! Сможем спасти – обязательно это сделаем. Будь уверен.
– Что ты его пугаешь? – буркнул другой, поглядывая на меня с мрачным неодобрением. – Сейчас как заартачится…
– Так пусть артачится! Сильнее сорвётся, – встрял третий.
– Я ж разве пугал? Я наоборот, подбодрить хотел. Вон сколько тут медиков… Будущих.
Меня подтолкнули к первому штырю и велели взяться за него рукой. Одно прикосновение – и холод пропал, а окружающий мир плеснул мне в лицо всё богатство доступных ему красок, даже те, что скорее воображаешь, чем встречаешь вживую. Силовёрт, как и другие масштабные установки по работе с энергиями, был вынесен за пределы академического городка и поставлен в отдалении от густо населённых деревень, и потому сейчас перед моими глазами открылись просторы, которыми раньше как-то не доводилось любоваться. Да просто в голову не приходило.
Сперва тянулось огромное поле, местами оголённое, а местами укрытое лохмами длинной пожухлой травы, а дальше возносились окаты холмов с древесными метёлками то тут, то там – их давно обтрясли позднеосенние ветра – и встрёпанными пиками елей и сосен. Ещё в отдалении протекала речка, которую было почти не видно, но русло более или менее читалось.
А ещё было небо – чистое, в отбелённом кружеве облаков, изысканном и свежем. Неба этого: синего, бездонного – оказалось слишком много, да ещё его густо сбрызнуло сумрачной хвойной зеленью, соломенным жухлым золотом и чуть-чуть речным зеркальным серебром – вот почему оно сияло так ярко.