Впечатлений сразу оказалось слишком много, и под их гнётом было погребено всё остальное, от мыслей по делу до страхов и сомнений, если они вообще меня посещали. Мне казалось, я иду вперёд через пространство безумно насыщенных оттенков, от которых заболели бы глаза, если б были задействованы. Но сейчас приходилось смотреть сознанием, а это совсем другое дело.
Свет и пышные краски совершенно скрыли от внимания удар запредельной силы, который пришёл следом и в результате застал врасплох. Волна хлестнула по лицу, сшибла, поволокла… Цвета и воплощения красоты исчезли, но сложившуюся в первый момент ситуацию уже мало что могло изменить.
Странно, однако внезапную атаку я на каком-то глубинном рефлексе воспринял со спокойствием и внутренней уверенностью. Как-то само собой получилось, что собрался, сосредоточился и стал реагировать, как если б дрался с равным врагом, с человеком вроде себя. Ну да, вслепую – так и что? Вот как надо: блок – удар, шаг назад или в сторону, снова блок, парирование, колющий выпад и сразу же следом полоснуть – не зацепишь, так отгонишь прочь от себя. Будет время дух перевести. Почему-то и тело моё (которое в действительности ничего сейчас не решало, от него осталась лишь память мозга о движениях), и сознание спокойно воспринимали сложившуюся ситуацию.
В этом пути я, сотрясаемый ударами со всех сторон, вдруг подумал, что у меня, как и у всех, конечно, было детство, и оно, конечно, было счастливым. В нём, наверное, были радостные зелёные луга, где можно бегать или скакать на пони, воображая его настоящим конём, вкус пенок от варенья, игрушечный лук и меч, детские драки и обиды, которые почти и не обиды.
Ещё возникло перед моим внутренним зрением женское лицо. Кто она? Мать? Точно нет. Может быть, первая любовь или невеста? Просто знакомая?
Всё, что я видел, не было в полном смысле слова воспоминаниями – скорее воображением, представлением о том, какими они должны быть. Ведь из обмолвок и рассказов людей, с которыми приходилось жить и работать рядом, да ещё из книг я поневоле составил определённое представление о вещах, которых не знал и не мог вспомнить. Ложность пришедших ко мне воспоминаний, кстати, вполне осознавал и не концентрировался на них, потому что, во-первых, был занят, а во-вторых, узнал и понял достаточно, чтоб понять, как это горько – быть человеком без прошлого.
Постепенно удары становились слабее, их проще было отражать, и я уже шёл вперёд увереннее, чувствуя какое-то обновление самого себя – слишком сложный набор чувств, чтоб сходу найти им определение, да ещё с моим-то скудным запасом слов. Потихоньку прояснилось зрение, вернулся слух, и моим достоянием снова стал разговор студентов и преподавателей о моей особе.
– …Да и так подвели к крайней границе! Дальше уже может быть внезапная аннигиляция при срыве, вот и всё.
– Он до сих пор продержался, может, и дальше сумеет выжить?
– А если в нынешнем своём состоянии упрётся посильнее, то и силовёрт может рвануть.
– Это-то, конечно, вряд ли. Чтоб наделать таких дел, надо быть настоящим профессионалом, знать приёмы. У этого парня кишка тонка. Просто в какой-то момент развеется – да и всё. Какой толк?
– Вот, господа, как важно бывает полное равновесие духа. Заметьте, как плавно он шёл! Не рассуждающим, абсолютно лишённым рефлексии существом тоже быть полезно. Иногда.
– Во многой мудрости много печали…
– Как было бы просто жить, если б правильней было оставаться глупцом!
– Ну, и что нам с ним делать? Просто тупик какой-то! Не отправлять же его в воронку, там-то у парня всего один шанс из тысячи.
– И тот едва ли.
– Я так понимаю, энергию он тоже будет отдавать плохо, – произнёс один из опытных преподавателей, глядя на меня бдительно, как на загадочное явление природы, требующее изучения. – Догадаться легко. По тому, как он себя ведёт… Это уже, считайте, доказанный факт.
– Так что с ним делать-то?
Молчание затянулось; мне не понравились обращённые на меня взгляды. Подумал, что надо бы что-то сделать, как-то показать себя, чтоб убедить в своей полезности. Но что? Судя по репликам, крутизну свою я доказал, и это всех почему-то привело в раздражение.