Ждать пришлось долго. Человек в серой мантии, появившись наконец в дверях, не спешил: такова, похоже, была сама его жизненная позиция. Он сперва лениво постоял в проёме, потом дошагнул к верхней ступени и теперь-то только обратил внимание на возницу, потом на сопровождающего парня, который очень суетился – сходу кинулся что-то объяснять. Хозяин дома прервал обоих прямо на середине слова, без церемоний.
– Ну-ка, тихо! Давай сначала. Медленнее. Говори толком. – И зевнул.
– Вот, привезли. – Парень беспокойно показал на меня. – Будьте так любезны.
– Что это такое?
– Староста был уверен, что Академия заинтересуется, вот мы и привезли.
– Чем интересоваться-то? Вроде не урод.
– Обычный, обычный. Не урод. Но он выжил после того, как его долбануло заревом.
– Да-да, именно заревом! – вмешался и возница. – Вот натурально, со всей силы. Прямо берег трясло. А он живой!
– Чем ударило?
– Долбануло заревом. Ну, не знаю, как это волшебное явление называется, когда сгущается так, переливается, и трудно дышать, прямо как будто под водой торчишь. А потом как долбанёт громом, аж деревья ложатся, и заметно трясёт, и песок в стекло, и воздух потом потрескивает, аж в ушах долго хрупает. Натурально. И все волосы дыбом, и морда как будто кипятком ошпарена. А потом ещё рыба уходит от берегов, и рыбалка целый месяц – просто потеря времени. Зарево, короче.
– Вот как? – мужчина в сером подошёл поближе и уставился на меня. А я – на него. Мне тоже было интересно. – И давно случилось это радужное явление?
– Одиннадцать дней как. Два дня он в себя не приходил, но дышал, потом начал очухиваться. Ничего не понимал. Только глаза пырил. Как ребёнок прямо. С ложки кормили и в отхожее за руку водили. Просто срам. Но живой, смотри. Ест, пьёт, ходит.
– Подожди, а в первый момент как поняли, что он живой?
– Ну, как…
– Да – как?
– Как… Лежал на берегу, прямо посреди стеклянного пятна, и не дымился. От одежды мало что осталось, вещей тоже никаких, но сам не обгоревший, только волосы слегка скрутились. И дышал. И жилка билась.
– Ясно. Из ваших?
– Нет. Чужой. Никто из нас его не знает. – Парень тоже оглянулся на меня. – Да он вряд ли из наших, крестьян или мастеровых.
– Почему так решил?
– Кожей под рубашкой слишком бел. Как городская барышня. Только морда и шея загорели. И руки. Таких рук и ног, как у него, у рабочего человека не бывает. Может, он солдат. Может, один из ваших.
– Маг-то? Это вряд ли. – Меня заставили слезть с телеги и ещё раз осмотрели со всем вниманием, только что в зубы не заглянули. – И сколько хотите?
Начался торг. А я смотрел в стену дома, на окошки, закрытые самым настоящим прозрачным стеклом, на отделку крылечка и стойки с цветами, и медленно думал, что со мной явно произошло какое-то странное событие, и я стал отличаться от окружающих. Почему я не помню себя самого? Почему весь мир для меня – что-то вроде любопытного и нового предмета, который можно осматривать с интересом, или отбросить, если ожидания будут обмануты?.. Тем временем деньги перешли из рук в руки, и человек в серой хламиде махнул мне.
– Идём.
Тогда-то и развернулась первая страница моей жизни. С пустой памятью, но активным, внимательным сознанием я, оказывается, мог воспринимать и запоминать за двоих, за троих. К вечеру каждого дня уже знал больше, чем утром: и как зелена трава, как сладок чистый ветер с моря, и как это чудесно, когда греет солнце. И как приятно утолить голод простой вкусной едой, а потом уснуть на чистых простынях и мягкой подушке.
Жаль только, что этот процесс, судя по всему, должен был быстро закончиться.
Место, где мне довелось оказаться – Старшая магическая Академия – была не то чтобы обычным вольным городом, а подлинным государством в государстве. Ректор её пользовался правами и обязанностями лорда, повелителя своих земель, и даже больше – он мог соблюдать на своей территории правила, которые вряд ли могли прижиться в любом другом краю, однако прочно укоренились здесь и были освящены временем.
В Академии, к примеру, не шли в расчёт достаток семьи того или иного учащегося и её положение в обществе, происхождение, высокое или низкое – только способности, усердие, накопленные знания и приобретённый опыт. Бывало, что преподавателем трудился выходец из крестьянского сословия, а студент, сын и наследник обширных земель, должен был держаться с ним чрезвычайно вежливо, даже почтительно. И с этим как-то мирились. В мире всегда хватало желающих освоить самые сложные чары или их сочетания, проверить свои силы в заклинательной практике всех видов. Так что даже родовитые аристократы или чванливые нувориши беспрекословно принимали демократические правила самого знаменитого учебного заведения.