– Не запугивай его, – приказал я наконец. Признаться, слегка подзатянул паузу, но очень уж мне понравилось, как молчит испуганный печальными перспективами парнишка. – Пусть ведёт. – И, дождавшись, когда пастушонка отвели в сторону, тихо показал собрату-десятнику. – Следи за ним. Он-то легко сбежит, а мы без него отсюда не выберемся.
– Понял. А вообще парню можно намекнуть, что у него семья в долине, и вообще…
– Ну да, чтоб он просто лёг и помер, – ворчнул второй собрат-десятник. – Оставь парня в покое. Заткнулся – и слава Четверым. Следи лучше за солдатами, чтоб шли строго след в след. Кто-нибудь запросто может сорваться, особенно в темноте.
– Хороший солдат сам сообразит, как обеспечить свою безопасность, – возразил первый десятник. – А то он, получается, плохой солдат, и нам такие не нужны.
– Что – бандитов будешь один брать?
– Хорош, – одёрнул я.
Солдаты подтянулись и бодренько перестроились группами, чтоб удобнее было идти по горным тропинкам, не уходя слишком далеко от десятников.
Впервые в жизни я оказался в горах, увидел, как великолепен мир, на который можно взглянуть сверху. Впервые узнал, как вдумчиво меркнет свет в зелёно-серых вершинах, как складки и лощины до краёв наполняются вечерней тишиной и кисейным туманом, и в неё с головой уходят тонкие статные ели. Когда мы поднялись на высоту, открытую взгляду, скоротечному закату и небу, нас прохватило таким пронзительным шквалом, что солдаты зашевелились бодрее хотя бы затем, чтоб не замёрзнуть.
Камушки хрустели под подошвами сапог, упругий ветер то вставал стеной на пути, то наоборот, толкал в спину, мол, быстрей давай! На каждом повороте под ногу лезли лохмы старой травы и вполне себе юные цветы. Трудно было поверить, что это наяву: дикий пронизывающий холод, с раздражением бьющий в лицо – и юные цветы, откуда-то взявшиеся под ногами, и сколько ж их тут! Наверное, днём, когда солнце работало в полную силу, здесь им было вполне комфортно. Они, в отличие от людей, без труда могли пережить временные трудности и с утра уже развернуться с новыми силами к новому солнцу.
Им проще.
А ещё я подумал, что мир необозрим и велик, и я знаю лишь крохотный его клочок, да и тот только по верхам и однобоко. И, оказывается, жизнь, помимо того, что интересна, ещё и прекрасна, а я этого не знал. Как замечательно было бы наверстать всё утерянное, хотя бы любуясь землёй с высоты птичьего полёта, путешествуя там и сям, каждый день просыпаясь в неизведанных краях. Ведь узнавать новое, получается, можно и так, и даже, насытившись одними впечатлениями, обмануть ум, жаждущий фактов.
Когда уход солнца погасил в небе последние краски, оставив лишь вялую полоску вдоль горизонта, и холод стал набирать силу, я подумал, что стоит держать мальчишку-проводника рядом с собой. С другой стороны, не стоило бы идти первым. Почему именно, я не знал, но чувствовал, что так надо. Может, на какой-то из тренировок мельком упомянули, а я по своей привычке запомнил, не особо вникая?
Пришлось поручить мальчишку коллеге-десятнику, пристроиться почти в хвост колонны и следить, все ли солдаты действуют осторожно и разумно. Ну, ребята были толковые, понимали, что неосторожный шаг может привести к падению, и тут им в темноте уже никто не поможет, поэтому действительно шагали след в след. Холод подгонял их двигаться бодро, так что к долгожданному, ледяному до хрустального звона рассвету мы добрались до пещер. Вернее, так следовало со слов проводника, сами мы мало что видели, поскольку туман, рождённый перед закатом в глубине долин и ущелий, всё-таки нас догнал и заволок окоём.
– Ладно, обсудим, – вполголоса сказал я.
– Невмоготу, – сказал второй десятник. – Давайте быстрее что-нибудь сделаем. Разведчика отправить?
– У нас самые обычные ребята, – медленно проговорил я. – Нашумят, перебудят, и не получится у нас внезапного нападения. Давайте сразу по пещерам. Следите, чтоб солдаты не очень громыхали.
Впрочем, кое-какие следы пребывания поблизости людей мне указали мальчишка-пастушонок и один из бойцов, раньше ходивший на охоту с отцом и немного смысливший в следопытстве. В результате мы полезли в самую удобную и подозрительную пещеру и обнаружили, что усаженный у входа дозорный крепко и сладко спит, завернувшись в плащ и пару охапок сена.