И, разумеется, усердным студентам требовались материалы, с помощью которых им предстояло осваивать новые навыки, пробовать новые умения. Одним из таких материалов должен был стать я.
Мне довольно-таки равнодушно объяснили, что под естественными магическими ударами выживает очень малое число людей. Исчезающее малое. Энергия естественного магического импульса если не убивает, но иногда, пусть и редко, вступает в резонанс с человеческой. Если в моём случае это так, что почти наверняка, раз я остался жив, то как редкий материал представляю большой интерес для местных чародеев и их учеников.
Поскольку говорилось это равнодушно, то так же точно я воспринял новость. И даже усвоенная чуть позже информация, что конечный исход для меня будет, разумеется, только один – смерть, не вызвало паники. Какая может быть паника? Всё, что происходит вокруг, является данностью. Жизнь, значит жизнь. Смерть – так смерть. Тогда и зачем переживать? Против чего протестовать-то?
Я потихоньку отъедался в общей столовой, где кормили многочисленную обслугу, чернорабочих и студентов, подрабатывающих на кухне, спал в общей комнате вместе с тремя ребятами, тоже предназначенными «на растерзание» ученикам чародеев. Двое держались спокойно. Они страдали от врождённых или приобретённых уродств: у одного было сильное искривление позвоночника и стоп, у второго лицо оказалось обезображено ожогом, причём сильнейшим – оно больше напоминало маску, нарочно придуманную так, чтоб внушать наибольшее отвращение и ужас. Этих, как я понял из объяснений, ждали многочисленные хирургические операции и долгая реабилитация, а заодно пара десятков студенческих зачётов.
А вот третий пребывал в состоянии, которое вскоре вызвало у меня недоумение. Как его назвать? Шок? Ужас? Ярость и ненависть ко всему вокруг? Да пожалуй, что всё это разом. За ним следили строже, чем за мной, сопровождали буквально всюду. В первую ночь, когда он оказался с нами и познакомился, сразу же спросил меня, что я намерен делать. Ответ «ничего» привёл его в бешенство, однако тихое, даже сдержанное: не было кулаков и возгласов, просто голос клокотал, взгляд горел, и напор речи был поистине сверхчеловеческим.
– Почему так? Почему ты заранее смирился? Нам всё равно предстоит смерть, так какая разница? Почему не попробовать вырваться на свободу? Мы можем бороться!
– А зачем?
– Как – зачем?! Разве ты не хочешь жить?
Жить? Я лишь пожимал плечами. Прежде чем захотеть чего-то, нужно хоть толком разобраться – что именно. А знал ли я, что такое жизнь? Мои представления обо всём на свете были слишком поверхностными либо отсутствовали вовсе. Пожалуй, единственное, чего я по-настоящему желал – это знать. Насильственно опустошённый мозг жаждал наполнения, а ведь сюда, как я смог сообразить, съезжались именно за приумножением своих знаний. Получается, именно то, что мне и нужно, и я на своём месте.
Сосед, склонявший меня к сопротивлению, отступился, видя бесполезность своих усилий. Скоро он предпринял попытку побега, потом ещё одну, почти удавшуюся. После второй его забрали, и больше я его никогда не видел. В моей новой жизни это была первая встреча с потерей. Не сразу удалось осознать, насколько глубоко она меня зацепила – понимание пришло позже. Примерно тогда, когда для меня наступило время первых встреч со студентами.
Они разглядывали меня с огромным интересом, все как один. Потом в каком-то из взглядов промелькнуло сожаление, но всего на миг. Преподаватель подробно расписывал тонкости энергообмена в нормальном человеческом теле, потом – в том, которое подверглось изменению после магического удара. Слушался рассказ легко, и к собственному лёгкому удивлению, едва понимая, о чём речь, я начал запоминать. В рассказе учителя наполненности оказалось даже больше, чем в собственных моих впечатлениях, из неё можно было узнать намного больше.