— Конечно, я знаю, Нас из-за этого в штабе с тобой посадили: ты слишком бросаешься в глаза, я слишком красивый, — скромно поскрёб щёку Самарский. — А шпион должен быть незаметным, среднестатистическим, не должен выделяться в толпе, не должен запоминаться. Мы потому и годились с тобой только для одного вида работы: секс-мероприятий...
— Не напоминай, — перебил Руслан, думая, как лучше снять наклейку: самому или всё же заставить Самару.
Ему не нужно было объяснять, о чём он говорит.
Секс-шпионаж, то есть вербовка нужного человека путём вступления с ним в половую связь — практика, используемая всеми разведками мира. «Объект» провоцируют на романтический и/или сексуальный контакт, а затем используют «вслепую» или шантажируют разоблачением: оглаской супружеской неверности или непристойного поведения. К этому, помимо всего прочего, их с Максом тоже готовили. На эту работу на них с Самарским больше всего и поступало «запросов». Но сейчас было не время и не место об этом вспоминать.
— Макс, мы с серьёзными людьми работаем. Это неприемлемо, — покачал головой Дымов.
— Ой, кто бы говорил неприемлемо, — кисло скривился Самарский. — Не ты ли три дня назад кувыркался со своей девчонкой в коттедже клиента, что мы должны были охранять как зеницу ока?
— Чёрт! — выдохнул Дымов, с ужасом вспомнив, что он так и не убрался.
16
А они там с Альбинкой прилично наследили: залили вином ковёр, снесли какую-то стату̀ю, заляпали пальцами панорамное стекло. И камеры наблюдения Дымов отключил, волевым решением отдав приказ на пульт, но так и не включил обратно. Там же что угодно могло случиться.
— Вот я долбоёб! — покачал он головой, сокрушаясь, что забыл.
— Не буду даже спорить. Башку тебе от твоей бабы срывает конкретно, — хмыкнул Самарский. — А клиент, кстати, как раз приехал. Мне звонит охрана, а я хрен знает, что делать. Камеры в стопе, ты в СИЗО, в доме словно бомжи ночевали, всё перевернули и насрали.
— Твою мать! — согнулся Дымов, будто получил ногой в живот. — И ты говоришь мне об этом только сейчас?
— Ну я же тебе не жена, выговаривать по всякой хуйне. Я сказал: «Есть проблемы». Но потом случилось вот это, — показал на больницу Макс, — и всё остальное стало не так уж важно.
Дымов виновато развёл руками, извиняясь.
Макс скопировал его жест, принимая извинения.
— Забыто, брат. Я всё уладил. Нам повезло, что мужик приехал не один, и сам попросил всё отключить. Ну а потом заказал клининг, и кто там, где какие пятна оставил, его девки, чужие, стало неважно — всё убрали. Но вот это пусть повесѝт, — назидательно показал он на наклейку.
— Шантажист, — покачал головой Дымов и пошёл к водительской двери.
— Что есть, то есть, — сел следом в машину Самарский.
— А давай: я тебе телефончик докторши, а ты это снимешь прямо сейчас, — завёл машину Руслан.
— Эй, это нечестный приём! — возмутился Самарский.
Дымов равнодушно пожал плечами.
— Не, давай так: ты мне телефончик сейчас, а наклейку я сниму, как только машину наймут. Сниму и лично передам эту гробинушку водиле, — ласково похлопал Макс по обивке сиденья. — Ну согласись, пиздатая же наклейка.
— Соглашусь. На, — вручил Максу номер докторши Руслан.
Хотелось добавить: и сделай так, чтобы она выкинула из башки всех, кроме тебя.
Но это было лишне: Самара и так знал, что и как делать с бабой.
— Какие планы насчёт Альки? — спросил Макс, когда они выехали с больничного двора.
Дымов поиграл желваками.
— Помнишь, Алька обычно говорила: «Скажи мне кто твой друг…»
— И оба идите на хрен, — хмыкнул Макс. — Понял. Не дебил. Уже иду.
Вытянул ноги, откинулся на сиденье.
— Слушай, — сказал он пару минут спустя. — А может оно и к лучшему? Может, она как раз сама всё и вспомнит? То, что ты ей так и не рассказал. Сама разберётся, что было и чего не было?
— Она была маленькой, Макс, и при всём желании не могла бы ничего запомнить.
— Неправда. Я в два года сломал ключицу. И помню, как мне делали рентген. Все говорят, что я не мог, а я помню. Как смотрел снизу на аппарат, как лежал один, и никого рядом не было, и что-то гудело. И как мне удаляли аденоиды, помню. Адская боль, ужас, как мне ноги связали полотенцами. А мне тогда тоже было года три, не больше.
— Ну, насколько я знаю, ты в три года уже и читать умел, — сказал Руслан без сарказма (это рассказывал не Самарский, а его мама). — И после удаления аденоидов не разучился (а теперь с сарказмом). Твой мозг в принципе устроен иначе: не зря ты сотрудник специального подразделения Минобороны с самым высоким коэффициентом интеллекта не только среди технических специалистов, но и во всём министерстве, — кинул Руслан Максу леща (был должен за прикрытую задницу с коттеджем), впрочем, это была чистая правда.