Выбрать главу

Тут же вы можете отведать «эскарго». Это большие морские улитки в раковинах, похожих на чалму. Извлекают улитку длиннозубой вилкой, держа раковину особыми щипцами.

А там, под тентом, жарятся ломтики картофеля — «фриты». Без них тоже немыслима брюссельская улица.

«Фриты» любят все. Это еда национальная. «Фритами» закусывают, «фритами» лакомятся, как конфетами. В дни забастовки, когда рабочему туже приходится затягивать живот, целлофановый мешочек «фритов» для него обед.

Людей на улице немного. Говорят, бельгийцы домоседы. И вот кого уж тут не встретишь, так это ребят школьного возраста, шатающихся без дела. Пробегут утром в школу, потом домой, только их и видели! По морозцу в коротких штанишках и гольфах. Синие от холода коленки привели бы в ужас некоторых наших мамаш…

Спускается вечер, тянет за собой мглу, поредевшую было за день. Движение становится оживленнее, машины цугом бегут за трамвайчиком, прямо по линии. Желтые фары пробивают зимний туман.

За витринами зажигаются елочки — маленькие, не очень яркие. Вспыхнула реклама банка. Молодая пара — оба красивые и веселые — катаются на роликах. Веселые потому, что знают, куда класть деньги. «Смотрите, как легко нам делать сбережения!» Так же легко, как скользить на роликах. Если верить плакату…

На роликах и без роликов

Бесшумно катается на роликах веселая пара. Но никто не смеется ей в ответ. Не у всех ведь есть волшебные ролики.

Приезжий не сразу уловит заботы и тревоги этой улицы, очень чистой и на вид зажиточной.

Правда, Бельгия слывет в Европе богачкой. Сюда и теперь еще текут сокровища Конго. Бельгийцам редко приходится оставлять родину в поисках работы. Бывает, инженер едет за границу по приглашению. Это другое дело. А рабочих — итальянцев, испанцев, греков, даже французов — Бельгия сама с давних пор принимает со стороны. Сейчас обстановка неплохая, черный день как будто отодвинулся.

Но все-таки не исчез из вида…

Трудно представить себе, какая скрупулезная, жестокая экономия скрыта за опрятными фасадами. На стойку брассери редко когда упадет десятифранковая монета, в просторечии «тюнн», не учтенная заранее в статье расходов.

Все это улица открыла мне не сразу, а лишь через несколько дней, когда я близко познакомился с ней и прислушался к ее языку, Сейчас я еще новичок в Брюсселе. Я разглядываю толпу, освещенные витрины, на которых выведены белой краской деды-морозы, рождественские поздравления покупателям и обещания сюрпризов.

Молодая женщина в модных сапожках, с нейлоновой сеткой для покупок задержалась у витрины. Сюрприз, кажется, заинтриговал ее. Она потянула за рукав своего спутника, и оба вошли в магазин. За ними вошел и я. Вот он, сюрприз, — бумажная скатерть с узором. И цена подходящая. Столовое полотно надо поберечь…

Затем супруги заходят в кондитерскую и покупают фигурку святого Николая из медового теста. В эти дни, перед рождеством, из каждой сетки торчит божий апостол. Есть Николя огромные, с ребенка, есть и маленькие, с ладошку.

Пара, за которой я увязался, понукаемый застарелым репортерским азартом, одета отнюдь не бедно. Молодая женщина в щегольских сапожках, мужчина в модном коротком пальто. Он внимательно пересчитывает сдачу, аккуратно прячет монетки в карманчики портмоне!

А что, если заговорить с ними? Да, заговорить, откинув стеснительность иностранца! В конце концов это обычный корреспондентский прием, очень распространенный теперь: интервью с «человеком на улице».

И я решаюсь.

Оба очень приветливы. Узнав, что я русский, мужчина радушно улыбается.

— Значит, наш союзник!

Впоследствии я не раз слышал это. Русские были союзниками бельгийцев не только в последней войне, но и в первой мировой. И еще раньше, во времена Наполеона. То было очень давно, но народ ничего не забывает.

Женщина говорит:

— Вот где, наверное, великолепные рождественские елки — у вас в России! Не правда ли?

— У них есть и пальмы, — вставил муж.

— Конечно, Поль, разве я утверждаю, что одни елки! У вас холоднее, чем здесь, мсье?

Мне кажется, она была разочарована, когда я сказал, что в день моего отъезда из Москвы температура была приблизительно такая же, как здесь.

Мы стояли на улице. Я боялся, что супруги озябнут, и совесть покусывала меня. Смущение мое усилилось, когда они пригласили меня к себе.

Я оказался в небольшой квартире на четвертом этаже. Изрядную часть стены занимал большой камин, слишком громоздкий для скромного жилья.