Как это понять? Корреспондентским нюхом я почуял что-то занятное.
— Видите ли, мсье, я рассказал ей как-то одну историю из своего детства, — сказал Поль, смутившись. С тех пор как только мы начнем толковать Симоне, — он понизил голос, — какие мы были паиньки, она сразу… А дело было так. В пятом классе учитель велел нам написать, кем мы хотим быть. Ну, моей страстью всегда было электричество. Но я написал другое… Чепуху написал, из озорства. Мечтаю, мол, всю жизнь играть на трубе. Меня чуть не выгнали из школы. Учитель сам играл на трубе. Играл отвратительно, над ним все в городе потешались.
— А что написали другие? — спросил я.
— Больше всего было желающих стать торговцами. Некоторых привлекала профессия врача: врачи ведь порядочно берут за визит. Между прочим, учитель был очень доволен сочинениями.
— Кроме твоего, — подала голос Симона и фыркнула.
Я посмотрел на Поля. Он на миг ушел в воспоминания, и лицо его стало иным. Я увидел шалуна-школьника, мастера на выдумки. Я подумал, что ему, наверно, нелегко было привыкать копить деньги, подсчитывать гроши…
Когда я простился с хозяевами и вышел из подъезда, улица уже затихла. Гасли витрины, окна. Скрылись в темноте веселые супруги на роликах, те, что играючи откладывают деньги. Было четверть десятого — позднее время для обычной трудовой улицы Брюсселя.
Улицы, каких много.
На бульваре Анспах
Есть улицы беднее, чем та, на которой мы только что были, есть уголки, где ютится и форменная нищета. Она показывает свои прорехи на Блошином рынке, огромном торжище старья, она посылает своих ходоков в центр города собирать пожертвования к празднику.
У подъезда универмага под табличкой «Рождество для бедных» играет на старой-престарой фисгармонии суровая старуха в толстом жакете с высокими плечами.
На шумном перекрестке, у входа в кафе, стоит скрипач в темных очках. Он аккомпанирует девочке лет десяти. Тоненький, срывающийся детский голосок едва слышен…
Есть улицы и богатые. Вообще в Брюсселе по адресу человека можно судить о его доходе. Известно, например, что самые дорогие квартиры на авеню Луизы. Просторная, отороченная газонами, с гаражами в нижних этажах домов, она тянется от кольца бульваров на юг, к вековым липам и букам парка Суань.
Впрочем, есть лица, имеющие по многу адресов. Например, граф де Линь, у которого чуть ли не все фермеры области Брабант арендуют землю. Или барон Ампэн, в чьей собственности находился даже пригород Каира — Гелиополис. Интересы таких господ простираются и дальше — к урановым рудникам Конго.
Они обижаются, когда их называют колониалистами. Фи, не модно! К тому же у черных свое правительство, свой флаг. Но не отдавать же им рудники! Нет, рудники, капиталы в Африке брюссельские господа удерживают любой ценой. Огромные богатства текут из Конго в сейфы Акционерного рудного общества Верхней Катанги. Среди фирм оно на первом месте по прибылям. Хозяев катангской руды пытаются догнать хозяева машиностроения, текстиля, угля.
Блики от сверкающих реклам этих акционерных обществ падают на улицы Брюсселя. И прежде всего, конечно, на бульвар Анспах.
Это главная улица. Начинается она у Биржи. Здесь, на площади, каруселью крутятся грузовички и «пикапы» универмагов и разных фирм, трамваи, легковушки. Все они как будто совершают ритуальный круг у храма коммерции, у темно-бронзовой его колоннады.
Здания на главной улице — современники бургомистра Анспаха, при котором в прошлом веке на месте городских укреплений сделали бульвары. Потемневшие фасады в тонах бронзы и меди, гигантский зал «брассери» человек на пятьсот, в котором сохранились рогатые вешалки, сделанные, верно, еще для цилиндров, — все это от старого Брюсселя. Брюсселя времен Шарля де Костера, молодого Верхарна…
Совсем рядом, на параллельной улице, знаменитый театр «де ля Моннэ», сыгравший немаловажную роль в рождении Бельгии. Театр, в котором каждая вольнолюбивая оперная ария, каждая сцена восстания некогда вызывали взрывы патриотических чувств. В историю вошло представление «Немой из Портичи» 25 августа 1830 года. Происходящее на сцене — бунт сицилийских рыбаков — зажгло публику до такой степени, что в тот же вечер со стен Брюсселя полетели голландские гербы.
Что же на главной улице от века нынешнего? Срублены деревья, чтобы дать дорогу машинам. А построено немного: два-три универмага да один небоскреб с конторами, похожий на столб для рекламы. Тем резче ощущаешь то наносное, что ниспослано бизнесом.