В маленьком, стиснутом холмами городке, не доезжая Карловых Вар, мы задержались. Наш шофер Наличек увидел… Впрочем, надо объяснить все по порядку.
Я заметил, он ищет случая отличиться. И случай представился. На главной улице городка, недалеко от «гостинца», стояла потрепанная «татра» с помятым кузовом. Нашей «шкоде-8», или, попросту, «восьмичке», эта машина приходилась, вероятно, «бабушкой», и остановилась она не по воле хозяина, а от истощения сил. Кучка людей столпилась вокруг и обсуждала причину аварии. Хозяин — плотный мужчина в зеленой охотничьей куртке и в шляпе с кисточкой — понимал, должно быть, меньше всех. Он растерянно смотрел на свою старушку, сунув руки в карманы.
Наличек шмыгнул носом от нетерпения и волнения и затормозил. Его минута настала.
Никто вначале не обратил внимания на Паличека. Он встал поодаль, но достаточно близко, чтобы слышать дискуссию, разгоревшуюся у «татры». Решительно ничем не выражал Паличек своей заинтересованности. Но вот он шагнул вперед, тронул ближайшего за рукав, и до меня донеслось:
— Просим вас, я бы взглянул, если не возражаете. Только нельзя ли потесниться. В толпе я не смогу работать.
Тон Паличека был подчиняющий. Группа поредела, двое пошли пить кофе в «гостинец», сели там у окна и поглядывали на улицу. Паличек начал работать. Голова его и плечи скрылись под капотом. Хозяин пытался помочь, но Паличек что-то сказал, показав на «гостинец», и тот присоединился к пьющим кофе.
Прошло минут двадцать. Паличек сел за руль, и «бабушка» нашей «восьмички» выпустила клубы дыма, задрожала и покатила к крыльцу «гостинца». Паличек коротко, деликатно прогудел, вылез и, не дожидаясь похвал и благодарностей, пошел прочь. Он шагал гордо, подняв голову, наслаждаясь произведенным эффектом.
Ржип
Дорога из Праги, ведущая на север, не расстается с Влтавой, бежит рядом до самого ее впадения в Лабу.
Слияние двух рек лучше всего видно с правого, высокого берега Лабы, на котором стоит старинный городок Мельник. Заречная сторона зеленеет огородами и полями сахарной свеклы. Там и сям серебрятся фонтаны, — то искусственное дождевание из водопроводных труб, протянутых по землям «дружств». Вдали волны колосящейся пшеницы, почти затопляя селения, алеющие в ложбинках, плещутся о подножие грузного, широкого холма. Это Ржип.
Даже не зная легенды, отметишь этот холм среди других, синеющих вдали, не оторвешь от него взгляда. Его можно принять за гигантский курган — так правильны его очертания, напоминающие шлем. Да, богатырский шлем возвышается над полями, напоминая каждому человеку о витязе Чехе, старейшине рода, пришедшем сюда со своими людьми и облюбовавшем эту землю. Откинув забрало, всматривался он в волнистую равнину… Воины втыкали свои копья и мечи в землю, растирали ее на ладони…
Я долго стоял на набережной, любуясь Ржипом. Кажется, будто витязь в шлеме идет через волнующееся море хлебов, идет по дну, погруженный до уст.
Позади меня высилась стена древнего замка — громоздкого, уродливого, похожего на сарай, с башенкой-голубятней. Былые владельцы его, князья Лобковиц, не отличались вкусом. Внутри — музей, несколько комнат занимает арсенал. Карабины, палаши, пушки — оружия столько, что хватило бы на батальон. И в самом деле, для охраны своего добра и обширных угодий князья содержали внушительную воинскую часть. В подвалах замка хранилось вино из лоз, растущих тут же, на откосах, спускающихся к Влтаве и Лабе.
Окрестности Мельника — едва ли не единственные островки винограда в Средней Чехии.
Наша «восьмичка» ждала нас в узкой кривой улочке, под лепной гроздью винограда, укрепленной на фасаде. Паличек запустил мотор и сказал:
— Сюда надо приехать осенью. На винобрани. Это праздник по случаю сбора винограда. Запишите, просим вас! Это очень интересно, ой-ей как!
От Мельника дорога повернула к северо-востоку. Мы взяли курс на Крконоше.
Край чешского стекла
Сверху, с самолета, эта местность показалась мне мрачной. Горы, широко распластавшиеся среди зелени полей, мохнатые от черного леса, выглядели неприветливо, даже свирепо.
Сейчас, на земле, все стало иным. Дорога ныряет, петляет, несется на гребень горы и свергается в лощину. Однако нигде нет ни грозных обрывов, ни скалистых каньонов, наполненных рокотанием потоков, редко видишь голый камень, все одето изумрудной растительностью. Линии рельефа мягкие, плавные. Своей нежной декоративностью пейзаж напоминает роспись на старом фарфоре. «Чешским раем» зовется этот край, где раскинулись Крконоше, самая высокая часть Судет.