— Почему нам пришлось разыскивать вас? — спросил тонкогубый барон Хьюго Деррил, сидящий справа от герцога.
— Ваша светлость… — начал Хармон и тут же был прерван бароном:
— Вы говорите со мною, а не с его светлостью!
— Милорд, я нижайше прошу прощения…
— Вы оглохли?
— Простите, милорд?
Хьюго Деррил грохнул по столу обеими ладонями и взревел:
— Вы оглохли, торговец?! Я требую не извинений, а объяснений! И молите богов, чтобы я счел их весомыми!
— Да, милорд. Я вас понял, милорд.
Голос барона мгновенно опустился до холодного полушепота. Столь резкая перемена звучала жутко, как и то, что лорд неизменно говорил торговцу «вы».
— Меж нами было условлено, что по первому моему требованию вы явитесь и принесете Предмет. Я сообщил об этом его светлости, и его светлость пожелал лично прибыть в Лабелин, чтобы осмотреть ваш товар. Его светлость находился в столице. Он проделал триста миль поездом ради встречи с вами. И он был вынужден ждать целую неделю, поскольку вы исчезли без следа. Итак, поясните мне, почему людям его светлости пришлось вас разыскивать?
Хармон глубоко вздохнул. Говорить кратко и по сути. И убедительно, да помогут мне боги.
— Милорд, случилось непредвиденное. Я подвергся нападению. Неизвестные злодеи двенадцать дней удерживали меня в плену, последствия чего вы можете видеть на моем лице.
Барон Деррил слегка повел бровью. Он видел последствия.
— И что же?
— Я находился в темнице, милорд, и не имел возможности прибыть на встречу. Но в том нет моей вины, милорд!
— Несомненно, есть. Вы поскупились нанять подобающую охрану. Не пожалей вы нескольких эфесов, его светлость не потерял бы неделю на ожидание. По-вашему, неделя жизни его светлости дешевле нескольких эфесов?
— Ни в коем случае, милорд. Я целиком признаю свою ошибку, милорд.
— Это не только ошибка, торговец, но и оскорбление.
— Ни в коем случае, милорд…
— Намерены спорить?
— Нет, милорд.
Герцог Лабелин молчал, глядя поверх головы Хармона. В комнате было еще три человека: один, в ливрее с дельфинами, сидел слева от герцога; двое мечников стояли за его спиной. Все хранили равнодушное молчание, кроме барона Деррила.
— Когда люди его светлости нашли вас, обоз двигался на север — то есть, в сторону, противоположную Лабелину. Разъясните мне смысл этого обстоятельства.
— Мои люди глупы, милорд. Они спутали направление.
— Как вы накажете их за эту ошибку?
— Я вычту из их жалования, милорд…
— Пх! Это жадность, а не наказание. По двадцать плетей каждому — вот верная мера. Я легко могу устроить это.
— Милорд, прошу…
— Вы не имеете права просить. Отвечайте на вопросы. Где находился Предмет в то время, пока вы были в плену?
— Злодеи держали его у себя.
Это были первые слова, на которые среагировал сюзерен: он встряхнул щеками и вперил в Хармона взгляд свиных глазок.
— Злодеи держали Предмет у себя… — повторил барон. — Надо понимать это так, что он и сейчас у них? Вы потеряли товар?
И вот он — тот миг, которого до дрожи боялся Хармон Паула Роджер. Он знал заранее, что момент придет неизбежно, и выбор все равно придется делать, а значит, лучше выбрать заранее и подготовиться… Но он все не решался, тянул до последнего — выбор был слишком страшен.
Можно сказать правду. Да, Светлая Сфера все еще у злодеев, и Хармон понятия не имеет, где их искать. В этом случае Хармон, вроде как, невиновен. На него напали, силою отняли святыню, его морили голодом и грозили пытками. Он — жертва, а не преступник, он заслуживает сострадания, а не угроз! Как будто, да. На первый взгляд, так. А теперь раскрой рот и скажи об этом герцогу, который проделал триста миль и прождал неделю ради взгляда на Светлую Сферу! Скажи ему в глаза, что ты потерял то, ради чего великий лорд примчался из самой столицы! Эти люди до полусмерти забили конюшонка, который всего лишь не почистил коня. Что они сделают с тобою, как полагаешь?
Есть, конечно, и другой вариант…
— Язык проглотили? Вам был задан вопрос. Где товар?
Хармон набрал воздуха.
— Товар при мне, милорд. Освободив меня, мои люди сумели отбить у злодеев и товар.
— Так покажите его!
Торговец вынул сверток и с крайней осторожностью положил на стол перед герцогом. Пухлой белой рукой Лабелин развернул тряпицу.