— Конечно, давай.
— У вас не было другого выхода?
— О чем ты?
— Это ведь Ленч вынудил вас стрелять? Если бы не вы его, то он бы вас убил. Ведь так все было?
Они всегда доверяли друг другу. До событий сегодняшнего утра.
— Я и не стал бы спрашивать, но… Мне просто нужно знать.
— По-другому было никак, Мо. Честное слово. — Ложь сорвалась с языка легко. — Ленч потянулся за оружием, и я спустил курок. Видно, сильно ему не хотелось за решетку.
Мо с облегчением вздохнул:
— Босс, я в вас не сомневаюсь, но все это так… — Он подыскивал нужное слово. — Все это так странно, правда? Как-то сбивает с толку.
— Такой уж выдался уик-энд. Ладно, Мо, иди-ка к своим. Не бери в голову.
— Вы тоже, босс.
— Обо мне не беспокойся, со мной все будет хорошо.
Он и вправду так думал. Он, Майк Болт, переживет что угодно. Автокатастрофа, в которой погибла жена, изуродовала его тело и душу, но он боем пробил себе дорогу обратно к нормальной жизни — и вышел из сражения сильнее, чем прежде. Теперь его судьба вновь сделала крутой поворот. Он хладнокровно убил человека и знал, чем себя оправдать, но этот факт не изменил траекторию полета пули. Человек все равно умер. Безоружный. Как большинство людей, Болт и прежде не мог похвастаться, что его руки чисты. Но так, как сегодня, он никогда их не марал. Что ж, придется привыкнуть.
Он положил телефон на кофейный столик, взял свой бокал и включил телевизор. На сегодняшний день размышлений достаточно.
56
Минута, когда я снова увидел Макса и Клои, стала одной из лучших в моей жизни. Едва я появился в дверях, они с радостным смехом бросились ко мне, и я крепко-крепко сжал их в объятиях. На какое-то время все прочее потеряло значение. Кровавые события последних суток потускнели в сознании; стало вдруг не важно, что мой брак почти распался. Я наконец-то был дома.
Когда Клои наконец отстранилась, она осторожно дотронулась до повязки на моем лице и спросила, где я поранился. Я сказал, что неудачно упал и напоролся на гвоздь.
— Ах, — сказала она и нежно поцеловала меня в щеку, — бедный папочка. А ты знаешь, что с нами случилось? — спросила она, широко раскрыв глаза.
— Нет, — ответил я, изображая удивление. — Что же?
— Пришел дядя в черной одежде и украл нас у бабушки! — взволнованно объявила она.
Я вздрогнул. Они ведь еще не знали о смерти Айрин. Я надеялся, что пока и не нужно им говорить.
— Да, я слышал об этом.
— Я плакала. Но только чуточку.
— А я нет! — подхватил Макс. — Я сказал ему, что он плохой!
— Ну, сейчас уже можно не бояться, — заверил я их. — Плохой дядя в тюрьме.
И тут же вспомнил, что из четверки, напавшей на нас в коттедже, один мог все еще оставаться на свободе. С Ленчем, Мантани и Кэплином все ясно. Но был ли детектив-констебль Салливан четвертым, и если да, то что с ним сейчас?
Впрочем, пока можно об этом не думать…
В больнице детский психолог сказал, что Макс и Клои получили лишь незначительные психические травмы. Во-первых, помог их юный возраст, во-вторых — то, что они все время оставались вместе и пробыли у бандитов относительно недолго. Если бы не это, все могло бы обернуться гораздо хуже… И точно, они совсем не изменились: вечером мы пошли в сад играть в догонялки, и они убегали от меня с веселыми криками, как и всегда. Психолог посоветовал, чтобы мы не запрещали им говорить о случившемся, но, кажется, им самим это было не особенно интересно. Я сам, разумеется, молчал — надеясь, что все теперь осталось в прошлом.
Кэйти в играх не участвовала, ей явно стоило больших усилий не сломаться. Ее враз лишили троих дорогих ей людей — убили одного за другим, с отвратительной быстротой. Теперь у нее осталась только семья… но я не знал, считает ли она меня по-прежнему ее частью.
Уложив детей в кроватки и прочитав им сказку на ночь, я спустился на первый этаж и пошел на кухню. Кэйти уже открыла бутылку красного вина и приготовила бокалы для нас обоих. Слез на ее глазах я не увидел, но в ее взгляде чувствовалось напряжение. И я снова подумал, какая же она красивая, даже после всех этих испытаний.
— Думаю, пора сказать тебе правду, — сказала она и протянула мне бокал.
Я сделал большой глоток — рассудив, что заслужил его.
— Скажешь, когда будешь готова, — проговорил я и посмотрел на нее поверх бокала, пытаясь понять, можно ли еще что-то исправить. Но плавный абрис ее оливкового лица оставался непроницаем.
— Я уже готова. Ты голоден?
Я покачал головой.
— Да вроде должен быть, но мой аппетит, кажется, ушел в самоволку.