— Ну, теперь-то начнете, — засмеялся я. — Пойдемте, господин Пятов. Покажите и расскажите, как этот ваш новейший, заграничный метод работает.
— С удовольствием, Ваше превосходительство, — улыбнулся инженер, и подхватив меня под локоть, поволок в пышущий жаром сумрак цехов будущего лидера Сибирской металлургии.
Невысокий — немного выше плеча, коренастый, с купеческой, кажется даже подпаленной бородой, с огромными, перепачканными окалиной и ржавчиной руками, Пятов казался мне каким-то сказочным гномом — героем скандинавского или английского фольклора.
— Вот эти… гм… похожие на бочки, строения — это, как мне думается — домны? — проявил заинтересованность я.
— Точно так, Герман Густавович. Домны и есть… Осторожно! Не запачкайтесь. Это доставленный с востока графит… В этих, как вы изволили выразится, бочках, руда превращается в чугун.
— Зачем? Разве нет способа, чтоб напрямую выплавлять железо?
— Нет, — хихикнул Василий Степанович. — Простите великодушно, Ваше превосходительство. Но такая метода мне неведома.
— Гм, — я сделал вид, будто смутился. — Мне казалось, все будет несколько проще.
— Ну, для знающего человека, здесь и нет ничего сложного… В том и гений господина Бессемера, что его способ, так сказать, обращения чугуна в сталь, прост, как самовар. Обратите внимание, Ваше превосходительство! Вот эта конструкция — наш третий конвертер. Как вы можете видеть, его корпус еще не собран до конца. Заказанные в Тундальской части железного кожуха еще не готовы…
— Василий Степанович!
— Да-да, Герман Густавович. Простите… Так вот. По вине поставщика… гм… благодаря удачному стечению обстоятельств, вы можете видеть внутреннее устройство.
— Зачем там кирпич?
— Футеровка? Э-э-э… это, Ваше превосходительство, защитная прослойка устройства. Кирпич — не простой, Ваше превосходительство. Это исключительной важности кирпич. Всем кирпичам — император. Он из особой глины сделан, из огнеупорной…
— Выходит, месторождение специальных глин, пригодилось?
— О! Более чем! На Обуховском-то заводе за шиасовую плинфу серебром платят. Из Англии везут. А у нас — в овраге артель мужичков за рубль с воза…
— Отлично. Так что там дальше?
— Извольте взглянуть сюда, Герман Густавович. Эта часть называется воздушной коробкой. Тут расположены особым образом, сделанные отверстия — сопла. Через них в жидкий чугун подается воздух…
— Вы сказали — в жидкий? — удивился я.
— Истинно так, Ваше превосходительство. В жидкий. Вот в этот, третий конвертер, по расчетам, поместится не менее чем триста пятьдесят пудов чугуна. И под воздействием воздуха, через некоторое время, он превратится в железо. Устройство опрокидывается, металл выплескивается в ковш. Вот этот, видите? И уже в этой емкости мы проводим процесс раскисления…
— Чего? Окисления?
— Раскисления, Ваше превосходительство. В железе остается слишком много… гм… воздуха. Его нужно убрать, иначе вместо стали мы получим… ржавчину.
— Даже так?
— Именно так, Герман Густавович. И… собственно — все, Ваше превосходительство. Сталь выливается в формы, и прокатывается… Слава Богу, серы и фосфора в местной руде мало, так что ничего особенно сложного делать не приходится. Однако, и содержание железа в породе не слишком велико. На руде из окрестностей Кузнецка, было бы довольно двух доменных печей. Нам же пришлось строить три.
— А откуда вам стало известно о…
— Так Петр Александрович привез образцы, — нагло перебил меня Пятов.
— И насколько же тамошний материал лучше нашего?
— Пожалуй, что и вдвое, Ваше превосходительство. Из нашей породы более чем сорок процентов не выходит. Из той же — семьдесят на первой же опытной плавке.
— Это на что-то влияет?
— Несколько выше стоимость стали, — пожал плечами инженер. И не удержался: — Это если начать размышлять о прибыльности нашего завода…
И посмотрел, ожидая реакции. А я доброжелательно улыбнулся и кивнул. Хотя, очень хотелось зажать нос, чтоб не ощущать тошнотворных запахов, и бежать из этого пышущего жаром Ада куда-нибудь подальше.
— Чем там так… пахнет? — как можно невиннее поинтересовался я, когда мы прошли цеха насквозь, и вновь оказались под открытым небом, около пандуса, по которому сплошным потоком двигались телеги с рудой.
— Угольной смолой, Ваше превосходительство, — поморщился Пятов. — Мы кокс тут же выделываем, а газом, коий из угля при коксовании выделяется, тут же домны греем. Это здорово снижает потребное количество топлива. И все бы оно хорошо, только вот смолы каменноугольной прямо бездна образуется. Прямо — беда с ней. И вычищать все время требуется, и запах у нее… Вы простите, Ваше превосходительство, но воняет она пуще свинячьего навоза.
— Чтож вы наших ученых мужей не попытаете, как с этой смолой бороться? Мне в столице господин Зимин говорил — будто отходы эти — ценное сырье. Может быть, уже есть способ не просто вас избавить от смолы, но еще и…
— Заработать? — вскинул брови Пятов и засмеялся, не заметив, как снова меня перебил. Ну вот кто его воспитывал?!
— А здесь у нас что? — резко меняя тем, не глядя, ткнул я пальцем куда-то за спину.
— Там? Там мы барак построили. Вроде постоялого двора. Нужно же где-то ночевать извозным мужикам, — вильнул глазами инженер. — Расходование средств с господином Колосовым мы согласовали.
— Вот как? А что же? Эти ваши мужики в Троицкое жить переехать не стремятся?
— Сие мне не ведомо, Герман Густавович, — искренне развел руками Пятов. — Это у Евгения Яковлевича надобно спрашивать. Я, знаете ли, с его появлением в наших краях, все что там, за воротами завода из внимания выпустил. Но вы, Ваше превосходительство, не сомневайтесь. Я с мастерами говорил. Они всем довольны.
— Очень интересно! Но ни за что не поверю, что вы не видите, что творится в поселке…
— Я там очень редко бываю. Поверьте, Ваше превосходительство. У меня и в заводе довольно забот. Нам вот… Инженерам и служащим канцелярии, дома выстроили, так пока мне господин Колосов лично не сообщил, дескать, пора переезжать, я и знать не знал, и ведать не ведал, о них. Целая улица, в пол весты длинной! Представляете!? И к управлению совсем близко. Я раньше-то, бывало в кабинете и ночевать оставался, чтоб время не тратить на дорогу до съемного жилья. Ныне же стал домой ходить.
— Отлично, — обрадовался я. — Значит, работой господина коменданта вы довольны?
— О, да, Ваше превосходительство. Только…
— Только?
— Скажите, Герман Густавович… Не создавалось ли у вас… — инженер, заглянул мне в глаза, и тут же отвернулся. — Кхе-кхе… Мне кажется, наш Евгений Яковлевич — какой-то… социалист.
— Да-а-а? — протянул я, одновременно пытаясь хоть как-то унять ржущего как лошадь Германа. — Это серьезное обвинение, Василий Степанович. Он пытался вас… гм… увлечь вас своими идеями?
— Нет-нет, — испуганно отпрянул от меня Пятов. — Что вы! Просто… Как я уже… Мне приходится много разговаривать с рабочими. С мастерами… И вот…
— Ну же, Василий Степанович. Смелее.
— Некоторые из наших мастеров, — выдохнул, словно на что-то решившись, металлург, — передавали мне слова господина Колосова. И будто бы, он, наш Евгений Яковлевич, говорил, что заводские рабочие, особенно опытные, старые мастера, по его мнению, должны иметь возможность жить не хуже господ. Вот.
— Очень интересно, — кивнул я. — А вы что думаете по этому поводу?
— Да что с того, как я об этом думаю, — чуть ли не простонал Пятов. — Он ведь им такие дома строит, что и в Томске не у каждого купца. Ученикам-то понятно — и общего барака много. И толку с них мало, и что из этих птенцов вырастет — непонятно. Но ведь… мастерам… А ежели явится кто, да начнет интересоваться? Разве же так можно… господ равнять с этими…
— И кто, по-вашему, может явиться? — похлопал я напуганного Пятова по плечу и улыбнулся. — Кто у нас такой любопытный? Кому не все равно, как живут рабочие наших заводов? Не ошибусь, если скажу, что и в Тундальской такое же отношение к работающим у нас людям. Я прав?
— Да, Ваше превосходительство. А если… Жандармы?!
— А им-то что за дело? Имеем возможность таким образом поощрить ценных для предприятия работников, и делаем это. Строим дома… Так не дарим же. Пока хорошо работают — живут. Перестанут быть полезными — выселим. Так этим вашим жандармам и говорите…