Починку этой «безделушки» не себе позволить в ближайшее время. Хотя зарплата у меня вполне достойная, но с болезнью отца все деньги уходят на его лечение.
Мысль остужает. Но я по-прежнему чувствую, как резво отстукивает сердце.
Такие самцы, как Шершнев, на дороге не валяются.
— Я знаю о твоем отце, — внезапно говорит Шершнев, и я замираю. — Мне жаль.
— Мне не нужна жалость, — выплевываю резко.
Не понимаю, почему завожусь на ровном месте. Слова больно ранят. Словно папы уже нет. Уверена, что Олег говорит искренне, но его сочувствие ужасно бесит.
Отец всегда был опорой. И будет снова. Как только переживет кризис.
— Папа справится, — сжимаю кулаки. — Он сильный.
— Сильным людям тоже нужна поддержка и любовь, — Олег задумчиво смотрит перед собой. — Иногда необходимо побыть слабым.
— Такое не про него. Папа не умеет ни отдыхать, ни расслабляться. Когда ты управляешь крупной фирмой, слабость равна смерти.
— В этом он прав.
Тема неприятна. Не нравятся ни рассуждения Шершнева, ни моя вынужденная оборона. Папа не нуждается в защитниках.
Ежусь, ищу удобное положение. Прежний комфорт испаряется. Теперь уверенность собеседника раздражает. И машина, и голливудская улыбка.
— Ты хотела поговорить, — словно читает мысли Шершнев. — Лучше сменим тему.
Бесит. Я еще и виновата.
— Откуда все это? — развожу руками. — Ты грабишь банки?
— Все белее белого. Нечего рассказывать. Стартап. Провал. Второй стартап. Снова провал. Найм, накопление, поиск инвестиций. Стартап, выход на окупаемость и стремительный взлет. Технологии сейчас в цене, акции растут, компания тоже. Смотрю на другие сферы, чтобы расширить сетку.
— Быстро ты, — поджимаю губы. — У нас так только Лазарев поднялся. Благодаря папе.
— Про него знаю, — обрывает Олег, и я недоуменно оборачиваюсь. — Там своя мотивация уйти в бизнес. Но моя оказалась сильнее.
Кидает взгляд. Подмечаю в нем непонятное осуждение, невольно сжимаюсь. Словно меня в чем-то обвиняют.
Нет, я не из робкого десятка. Все дело в странном влиянии Шершнева.
— Как твоя мама?
Во рту скапливается слюна при воспоминании воспоминаний о пирожках Татьяны Ивановны.
— Отогревается в Турции после Сибири. Восхищается местным колоритом, подсела на их сериалы и с упоением пересказывает мне каждую новую серию, — интонация Шершнева смягчается, в салоне становится теплее. — Голосовыми.
— Весело тебе, — смеюсь, представляя, с каким лицом успешный бизнесмен сидит вечерами и слушает истории про турецкие страсти.
Болтаем о какой-то ерунде. Про бывших однокурсников, цены на бензин и новые фильмы. Разговор идет легко и невесомо. Я не замечаю, как Шершнев останавливается возле моего подъезда.
Не желаю уходить. С неохотой отстегиваю ремень и поворачиваюсь к Олегу.
Смотрит, щурится. Настоящий хитрый лис. Знает, о чем я думаю.
Губы растянуты в улыбке. Мягкие на вид, но в реальности жесткие. Горячие. Такие же, как его язык, который мучительно сладко терзал мой рот.
Трясу головой.
Все, Леночка. Подбери себя с пола.
Вздергиваю подбородок, пальцем щелкаю растерявшегося на секунду Шершнева.
— Давай, мачо. Счастливо оставаться.
Поцеловав воздух возле его щеки, резво выскакиваю из машины. Короткое уведомление на телефоне тормозит на середине пути.
«Шершнев Олег подписался на вас. Подписаться в ответ?»
Смеюсь, запрокидываю голову к ночному небу. Жму подтверждение.
Под раздавшийся рев мотора иду к воротам.
Глава 5
Некоторым людям не свойственно чувство такта.
Просыпаюсь на следующий день под разрывающийся телефон. Режим вибрации не спас воскресное утро. Проклинаю себя и неспособность выключить его вовсе.
Все из-за новостей о папе. Вдруг позвонят из клиники?
Тяжело моргаю, прогоняю яркие всполохи сна. Через секунду не вспомню, что снилось, однако ощущения приятные. Потягиваюсь, ловлю улыбку на лице в зеркале.