междоусобными потасовками. А после окончательного расчета в магазинах выпивалось все,
вплоть до «Дара осени». Расставаясь, недавние кореши не забывали свести счет всем мелким
обидам. Способные спустить последнюю рубаху, они с копеечной принципиальностью
клеймили друг друга за каждые сто граммов, выпитых за чужой счет, Кулачные разговоры
затягивались дня на два-три.
Как правило, временные рабочие не имели квалификации. Поэтому Суетин решил
проверить сначала ту драку, свидетелем которой стал шофер с Красного. По имени в Ольховке
без труда нашли его знакомого татарина. И тот, перепугавшись оперуполномоченного и
следователя, не совсем вразумительно, но достаточно подробно повторил рассказ, уже
слышанный Суетиным в Красном, назвав в свою очередь остальных попутчиков.
— Живут в Свердловске. Имя знаю, адрес — нет. Где живут — показать могу.
— Который из них хромал? — тут же насел Моисеенко.
— Хромого не было,— испуганно отмахнулся тот,
— Люди видели. Не ври.
— Не было, честное слово! — ударил себя в грудь татарин и напряженно задумался.
Вспомнил, встрепенулся, как от толчка:— Саитка хромал, его Юсуп палкой по ноге хлестнул!..
— Саит на узкоколейку побежал?
— Побежал. А знаешь раз, чего спрашиваешь?..
— Отвечай! Догнал его Юсуп?
— Нет. Саит на железной дороге остановился сам, Там насыпь большая. Как Юсуп залез,
Саит ему в морду сапогом пнул...
— Понятно...— Суетин прошелся по комнате.— Как, ты говорил, твоя фамилия? Записать
надо...
— Гизаров.
— Поехали!
По пути в Верхнюю Пышму между Соколовкой и Красным остановились на пустоши.
Гизаров показал, как произошла драка. На железнодорожном полотне Суетин спросил:
— А потом вместе уехали?
— Ага. Я их тут разнимал. Еще шофер помог, В Красном бутылку купили. В город на
поезде проводили.
Моисеенко и Суетин переглянулись: рассказ Гизарова повторял их план.
...К вечеру из Свердловска доставили Саита с Юсупом. Шофер и трое его прошлогодних
пассажиров в показаниях не разошлись.
Домохозяйка из Соколовки, опознав шофера, вспомнила и его попутчиков. Драчуны
подавленно молчали.
Последней в кабинет Моисеенко зашла та маленькая женщина, повязанная платком,
которая рассказывала в клубе о ссоре между торговцами зерном. Она внимательно вгляделась в
четырех мужчин и повернулась к Моисеенко:
— Совсем не те. Один вроде цыган был, корявый... По-злому ругался.— И показала на
шофера:— Этого-то я знаю, из Красного он. Да и с зерном он у нас никогда не бывал. Те
издалека откуда-то.
Кабинет опустел. Обоим было ясно: пять других драк в самой Ольховке проверять не
имело смысла.
— Что молчишь, Дмитрий Николаевич? — нарушил молчание Моисеенко.— Хоть бы
сказал, о чем думаешь,
— Думаю вот... Все-таки сапог — это вещь! А?
Когда пошли домой, к удивлению, увидели в коридоре женщину, которая недавно ушла от
них. Она стояла, прислонившись к стенке, и кого-то, видимо, ждала.
— Все еще не уехали? — дружелюбно спросил Суетин.
— Вас жду.
— Что же вы не зашли? Она пожала плечами.
— Слушаем вас,— обратился к ней Суетин, когда все вернулись в комнату.
— Я про зерно еще хочу сказать, не знаю, ладно ли... У того, который цыган-то, я покупала
зерно вместе с ихними мешками. Один-то издержала на половую тряпку, а что подобрей,
привезла вам.
И она достала из клеенчатой вещевой сумки грубый большой мешок.
Суетин взял его и улыбнулся.
— Спасибо вам большое. Очень хорошо, что привезли.
— Теперь уж до свидания совсем.— И он впервые увидел на ее лице улыбку не робкую, а
светлую, открытую, какая бывает у человека, сделавшего все по большой и трудной просьбе.
— Вот и еще одно вещественное доказательство,— бросил на стол мешок Суетин.— На,
положи,
— Вместе с сапогом?
— Можешь даже сапог положить в него,— невесело посоветовал Суетин.— Эх, если бы
эти вещички да оказались ровесниками!..
Укладывая сапог в мешок, Моисеенко не стал шутить:
— А ведь в нашем деле, Дмитрий Николаевич, анекдотов сколько хошь.
7
Строгий на работе, простой в обращении и на редкость отзывчивый к любой человеческой
нужде, начальник Соколовского торфоучастка Румянцев был по-своему близок всем жителям
поселка: за двадцать лет он не только хорошо узнал их, но так или иначе соприкоснулся с
жизнью каждой семьи. Такова уж судьба руководителя немноголюдного предприятия на отшибе.
И производственные дела, и жилье, и заботы об учебе ребятишек без собственной школы, о
больных, для которых нет своей больницы,— все здесь на его плечах. Он первый человек в
Соколовке — привык отвечать за все сам.
С любой напастью в своем хозяйстве он управлялся тоже сам. Давно уже никто не помнил
здесь случая безнаказанного посягательства на народное добро. Как из-под земли доставал
Румянцев жуликов и наказывал их дозволенной ему законом властью.
Суетин и Моисеенко видели, как перевернула Румянцева страшная находка на
заброшенном торфянике. В те дни, когда хотя бы один из них не приезжал в Соколовку,
Румянцев непременно звонил по телефону и справлялся о ходе следствия. Однако после того как
версия о драке с убийством на проселке не подтвердилась, Румянцев вдруг замолк.
Суетин и Моисеенко, привыкшие к беспокойному характеру своего знакомого, уже начали
подумывать, что бы это значило, но однажды поздним вечером он сам позвонил Суетину на
квартиру и без всяких объяснений справился, когда его ждать в Соколовку.
— Завтра,— машинально ответил Дмитрий Николаевич.
На следующий день он вместе с Моисеенко знакомился со следовательским методом
Румянцева.
— Страшно подумать, что тут творилось, когда я приехал,— рассказывал он.— Торф во все
стороны тащили. Бегать за каждой подводой да машиной, сами понимаете, толку нет: одного
поймаешь, другого — поминай как звали. Стал я народ настраивать. Пошел от общего интереса:
увезли тонну торфа, объясняю,— наши деньги украли, зарплату, значит, укоротили. И что, вы
думаете? Помогло!.. А потом еще пионеров наставил. Ребятишки наши ходят в школу на
Красное, каждый день на дороге толкутся часа по четыре: туда идут да обратно. Я их и научил
чужие машины примечать. Так вот... Есть тут один паренек, Вася Самылкин. Обстоятельный
мужик растет, доложу я вам. Завел он для этого дела тетрадку: редкая машина минует Соколовку
без его «регистрации». Разве только тогда, когда он на уроках сидит, либо летом — за груздями...
Сколько раз он меня выручал — сосчитать невозможно. Помню, на собственные деньги ему
подарок покупал — футбольный мяч. К чему я говорю?..— Румянцев посерьезнел.— Сдается
мне, что здешние, хоть ольховские, хоть наши, к этому убийству не касательны. А вот разговор о
приезжих зерноторговцах в клубе на встрече — не пустяшный. Народ зря не скажет. Что, если
нам те машины поискать, хоть они и заезжие? Все равно дальше России не уедут. .
— Если!.. Он еще спрашивает! — вскочил, не выдержав, Моисеенко.
— Тогда надо к Васе Самылкину, — поднялся Румянцев.— Наверняка они в его
документации остались.
...Вася Самылкин встретил гостей без особого удивления. Его щупленькая фигурка,
непослушные светлые волосенки и россыпь веснушек возле курносого носа никак не вязались с
серьезным взглядом и какой-то недетской обстоятельностью.
— Проходите,— пригласил он пришельцев в комнату, словно давно ждал.
Суетин и Моисеенко, последовав Румянцеву, разделись и разместились в комнате вокруг
обеденного стола, Маленький хозяин присел последним.
— К тебе по делу, Вася,— начал Румянцев.— Думаем, что поможешь. Надо бы заглянуть в