Парень вновь ухмыляется, берёт в руку карандаш и, всё ещё оценивающе разглядывая меня, начинает постукивать им по столу. Мои слуховые рецепторы напрягаются до максимума, и я чувствую, будто гремит в голове. Равномерно, с определённой периодичностью, как кувалдой, словно кто-то хочет выстругать из моего мозга канапе. Моргаю, пытаясь расслабиться, и перевожу внимание на сумку. И руки. Маникюр пора бы сделать. Сдвигаю покрепче ноги. И педикюр. И ещё есть очень хочется. Желудок в знак подтверждения выдаёт недовольный «урк». Звучит ужасающе, так как в столь напряжённой тишине даже пролетающая над головой муха жужжит, как вертолёт. Никогда больше с утра не буду пить кофе! Это же надо такому случиться, что среди огромного выбора докторов мне угораздило попасть к этому незнамо-кому! Да сюда ни одна нормальная женщина не придёт. Понятно отсутствие посетителей.
— Водички? — любезно интересуется интеллигентный жопа, придвигая ко мне отпитую бутылку с водой.
Я негодующе поднимаю на него взгляд. Нет, он это серьёзно? Обмен любезностями — ещё куда ни шло, но слюнями — не в этой жизни!
— Нет, спасибо, я как-нибудь перетерплю, — заявляю я, брезгливо наморщив нос. «Урк-урк», — не соглашается со мной желудок, но я прижимаю к нему ладони, мысленно угрожая, что если не заткнётся, дома его ждёт жестокая расправа: чипсы-чилли, селёдка и молоко!
— Можешь называть меня просто Алик, — не обращает внимания на мое недовольство руководитель, отодвигает от меня бутылку, открывает и одним залпом выпивает из горла оставшуюся половину.
— Формальности ни к чему. При пациентах, конечно, Александр Владимирович, — выбросив пустую тару метким броском через мою голову в мусорку у двери, он берет со стола пачку «Парламента», отклоняется с креслом назад, вытягивает руку и открывает окно. Вернувшись в исходное положение, достает сигарету и закуривает.
У меня и так достаточно большие глаза, но от такого развязанного поведения они распахиваются на все лицо.
Курение на рабочем месте? Да ещё и в женском кабинете? У него что, директорская «подписка»?
— Будем говорить по-существу, — он поворачивается с креслом в пол-оборота к стене. Легкий вдох, протяжный выдох в окно, но ветерок с улицы загоняет никотиновые отходы обратно, и над потолком повисает серая дымка. Я кряхчу, с трудом подавляя кашель.
— Сидение в этом гадюшнике мне надоело. Если бы не обстоятельства, из-за которых меня перевели сюда... Ну да ладно. Поэтому всю основную работу отныне делаешь ты. Надеюсь, гинекологический осмотр провести сможешь?
Я отрицательно качаю головой, но он не смотрит, откинувшись назад и выпуская в потолок серые колечки.
— А ультразвук беременной?
— Нет, — возмущенно провозглашаю я.
— А чем ты занималась в своей академи целых шесть лет? — парень вновь поворачивается ко мне, взгляд удивлённый, и тушит сигарету в пустой стаканчик из под кофе. По всей видимости, он в университете только и делал, что шлялся по гинекологическим кабинетам.
— Ладно, — наконец он снисходительно прищуривается. — Придётся показывать. Но учти, дамы бывают разные. В основном ко мне ходят сексуально-озабоченные маньячки.
«Ясен пень», — кряхчу молча. Хорошо, что понимает, значит, не совсем дурак. Кто ж ещё припрется на обследование к такому доктору?
— Поэтому я ограничиваю с ними контакт по-минимуму. А ты уж давай, дерзай по-полной программе.
— Да научу, — следует ответ на мой немой вопрос: «Что это значит — полная программа?», — так явно отражающийся на перекошенном лице.
Он улыбается:
— Расслабься, Алла Анатольевна. — сминает бумажный стакан с окурком и отправляет его вслед за бутылкой. Через мою голову. Баскетболист хренов.
Я прослеживаю его недолгий путь, прикидывая в уме, сколько времени понадобится, чтобы у меня развились астма, хронический бронхит, рак легких, и уже отчетливо вижу бордовую крышку гроба с посмертной надписью «Специально для Аллы» и подпись: «Руководитель, моржовый хрыч».
На моменте, где меня хоронят, прерываю свои мысли.
«Стоп. Всё не так плохо. Какие-то три месяца. Возьми себя в руки! Обойдётся. Без гроба. Надежда умирает последней».
Импотент
От неожиданного стука в дверь я подскакиваю в кресле. Рассмотрев свои жизненные линии вдоль и поперёк, я прихожу к выводу, что крестов и гробов у меня и на них предостаточно. Разговаривать с руководителем принципиально не хочу, он, к слову, тоже. После короткого ввода в суть дела, он удобно откидывается в кресле, закрывает глаза и полностью теряет ко мне интерес вплоть до того момента, как в дверь протискивается невероятных размеров старушка. В руках медицинский файл.