— Чего? — я нервно тереблю в руках злополучный листок. — Но у меня написано Александра Геннадьевна... — потом все же еще раз заглядываю туда.
...И назначить в качестве руководителя и куратора по прохождению курса акушерства и гинекологии Александра Генадьева — врача-стажера гинекологической практики...
Этого не может быть!
Тем временем парень берет со стола такую же бумажку и бегло просматривает её.
— Ну и что? У меня написано Белая. А оказалась — рыжая, — усмехается и кидает её обратно. — Так и будешь стоять? Не хорошо, опаздываешь, Алла Анатольевна. Проходи уже.
Я с трудом сглатываю слюну: «Вот, попала», — но делать нечего, закрываю за собой дверь.
Кабинет выполнен в серо-белых тонах, ничего лишнего. Широкий стол, рядом три кресла, два из которых находятся спереди, одно сбоку.
Я аккуратно присаживаюсь на то, что поближе к выходу, но парень указывает рукой на место подле него:
— Сюда.
Приходится повиноваться.
Чувства — не передать. Мой первый день, все в новинку, и практиковать со мной будет наглый мачо, к которому ни одна нормальная женщина не придёт.
— Можешь называть меня просто Алик, — не обращая внимания на мой конфуз, начинает вводить в курс дела молодой доктор.
— Формальности ни к чему. При пациентах, конечно, Александр Владимирович. — Он берет со стола пачку «Парламента», отклоняется назад и открывает окно, которое находится сразу за его спиной. Вернувшись в исходное положение, достает сигарету и закуривает.
Курение на рабочем месте. Да ещё и в женском кабинете. У него что, директорская «подписка»?
— Будем говорить по существу, — легкий вдох, протяжный выдох в сторону, но ветерок с улицы загоняет никотиновые отходы обратно, и над потолком повисает серая дымка. Я кряхчу, с трудом подавляя кашель.
— Сидение в этом гадюшнике мне надоело. Если бы не обстоятельства, из-за которых меня перевели сюда... Ну да ладно. Поэтому всю основную работу отныне делаешь ты. Надеюсь, гинекологический осмотр провести сможешь?
Я отрицательно мотаю головой.
— А ультразвук беременной?
— Нет. — Возмутительно! Он, точно, издевается!
— А чем ты занималась в своём институте целых шесть лет? — раздосадованный голос, и парень кидает пачку на стол.
Постановка вопроса оригинальная. Как будто в институте только этому и учат. Да он и сам прекрасно знает.
— Ладно, — он снисходительно прищуривает глаза. — Придётся показывать. Но учти, дамы бывают разные. В основном ко мне ходят сексуально-озабоченные маньячки.
«Ясен пень. Хорошо, что понимает, значит, не совсем дурак. Кто ж ещё припрется на обследование к такому доктору?»
— Поэтому я ограничиваю с ними контакт по-минимуму. А ты уж давай, дерзай по полной программе.
— Да научу, — следует ответ на мой немой вопрос: «Что это — полная программа?», — так явно отражающийся на перекошенном лице.
Он улыбается:
— Расслабься, Алла Анатольевна. — Потушенный в чашку кофе окурок метко отправляется в урну.
Я прослеживаю его недолгий путь, прикидывая в уме, сколько времени понадобится, чтобы у меня развились астма, хронический бронхит, рак легких, и уже отчетливо вижу бордовую крышку гроба с посмертной надписью «Специально для Аллы» и подпись: «Руководитель, моржовый хрыч».
На моменте, где меня хоронят, прерываю свои мысли.
«Стоп. Всё не так плохо. Какие-то три месяца. Возьми себя в руки! Обойдётся. Без гроба. Надежда умирает последней».
Ввод в анатомию
Стук в дверь.
Первый посетитель прерывает наше затянувшееся молчание. После короткого ввода в суть дела, Алик удобно откидывается в кресле, закрывает глаза и полностью теряет ко мне интерес вплоть до того момента, как в дверь протискивается невероятных размеров старушка. В руках медицинский файл.
— Ты по адресу, бабушка? — протирая глаза, усмехается Алик. Неужели действительно уснул?
— К тебе, сынок, к тебе, — скрипит бабуська в ответ и, стуча деревянной палкой по кафельной плитке, подходит к столу.
— Чай за ребеночком, что ли?
— Да если подсобишь, не откажусь, — глухо смеется она.
— Ну, присаживайся, коль пришла, — молодой врач глубоко вздыхает. Работать, явно, не хочется, тем более с таким предметом древнегреческого производства. Я все это время сижу молча.
— Что болит, бабушка?
— Ой, да все болит, сынок, и спина и почки, да вот ещё бяда — кровушка опять вернулась, чай вспомнила молодость, — она кладёт свою толстую папку на стол. Алик раскрывает её, бегло пробегает глазами по страницам.