— Можешь не снимать обувь, — произносит Ратмир. — Помощница по дому придет только завтра.
Я киваю и, повесив пиджак на крючок в прихожей, направляюсь в гостиную.
Обстановка этой комнаты в очередной раз заставляет меня убедиться в правильности догадки — здесь не живут. Не успели или не планируют — не имеет разницы. Я не вижу ни одежды, ни косметики, ни других личных вещей, поэтому немного расслабляюсь и приосаниваюсь.
— Это твоя квартира? — осмеливаюсь задать вопрос.
Ратмир со звоном бросает на тумбу связку ключей и приходит следом за мной. По-прежнему хмурый и напряженный, но я устала молчать и хочу узнать не возникнет ли проблем по причине моего здесь нахождения. То, что мы приехали сюда вдвоем навеивает неприличные предположения, и на месте Ани я бы сильно ревновала даже несмотря на то, что это может быть дружеский жест — дань приятному совместному прошлому.
— Да, моя.
Открыв холодильник, Мир достает оттуда бутылку минеральной воды и жадно присасывается к горлышку, утоляя жажду. Я наблюдаю за тем, как дёргается его кадык, но попросить поделиться всё же не рискую, потому что чувствую себя и без того обязанной. Ещё неизвестно чем придется расплатиться... Вполне возможно, что Ратмир поставит меня на счётчик и заставит отдавать с тройной оплатой. Нужно принять тот факт, что теперь мы друг другу никто.
— Жена не будет против, что ты привез сюда девушку?
Ратмир закручивает крышку и пронизывает взглядом. Уголки его губ резко ползут вверх, но кривую улыбку вряд ли можно назвать располагающей. Хочется отмотать время назад и не лезть на закрытую территорию.
— У Ани нет к ней доступа, потому что здесь будешь жить ты и ждать меня вечерами. По возможности я буду звонить и отписываться, и днем ты можешь находиться где угодно, но ночевать в квартире — обязательное условие.
Это озвучивается настолько будничным тоном, что поначалу я автоматически киваю, а уже спустя несколько секунд удивлённо распахиваю глаза и не могу поверить своим ушам.
Краска ударяет в лицо. За грудной клеткой разрастается пожар. Мы решили повторить историю родителей? Зачем? Для чего?
— Мир…
— Желаемую сумму содержания на месяц напишешь позже, — продолжает Ратмир, обходя барную стойку. — Я не обижу деньгами, но взамен мне нужна покорность, конфиденциальность и преданность. С другими встречаться нельзя. Ты должна следить за внешностью и здоровьем. Впрочем, примерные условия знаешь и без меня — не думаю, что с этим возникнут проблемы.
Застыв посреди комнаты, Мир опускает руки в карманы брюк и перекатывается с пятки на носок, играя желваками. Я вспыхиваю. Во рту по ощущениям Сахара. Дико хочется пить и спать, а ещё прикрыться, потому что карие глаза исследуют меня с головы и до ног, будто товар, и застывают примерно на уровне груди.
— Мир… — мягко окликаю.
Тело потряхивает, будто во время сильной лихорадки. Я откидываю за спину уложенные крупной волной волосы и смотрю не то с мольбой, не то с вызовом, призывая к совести.
Пока мы ехали в эту квартиру я мысленно перебирала сотни вариантов, но то, что мне предложат быть содержанкой, никак не приходило в голову. Хотелось до последнего сберечь остатки светлого образа, который ассоциировался с моей первой и большой любовью, но нимб меркнет и я осознаю, что это бесполезно.
— Сними платье, Даш.
Я застываю, будто статуя, не переставая удивляться. Сложно сказать сколько раз мы занимались сексом во время наших непродолжительных отношений — думаю, что я не смогу назвать даже примерное число. Много. Очень. Но от осознания того, что прямо сейчас мы займемся им снова спустя столько лет и на новых условиях — становится дурно.
Панически прикидываю варианты, ломая себя в сотый раз за неделю. Деньги мне действительно нужны, а Ратмир не худший вариант для товаро-денежных отношений, но внутри всё противится этому. Он ясно предупредил, что с ним не будет лучше, и теперь я искренне готова ему поверить.
— Мир, не надо… — прошу ещё тише.
Я слегка облизываю сухие губы и осматриваю красивого, но незнакомого мне мужчину. Взгляд — сталь. Настроение — мрачное и давящее. Я не могу избавиться от ассоциации, что Ратмир с каждым годом всё больше походит на отца, которого раньше сильно и жестко осуждал.