— Если вы переночевать, то мест у нас нет. Все занято посетителями Лейпцигской ярмарки.
Мы представились сотрудниками советского посольства в Берлине, предъявили ему наши дипломатические паспорта, пожаловались на крайнюю усталость и необходимость в срочном сне. Мы объяснили старику, что рано утром уедем и просим разместить нас где угодно и как угодно, лишь бы поспать пару часов. Глаза старикашки, продолжая сверлить нас, стали еще более злыми, и он произнес:
— Я же сказал, нет у нас мест, а разместить вас в холле на диванах не имею права. У нас другие порядки. Но если вы настаиваете, то могу предложить номер люкс, у нас его мало кто берет из-за высокой цены, поэтому вы тоже его наверняка не возьмете. Цена вас не устроит.
Не уточняя цену номера, попросили нас разместить в нем. Я не помню, сколько стоил этот номер, но что-то действительно очень дорого. Бухгалтерия посольства такие суммы расходов на гостиницу полностью не оплачивала. Однако мы были готовы при отчете доплатить разницу, и еще раз подтвердили портье наше решение. Так и сказали вредному и негостеприимному старику:
— Мы советские дипломаты и сумма в данном случае не имеет значения.
Лицо старикашки не сделалось при этом добрее. Он молча открыл дверь, пропустил нас в гостиничный холл. Записав наши паспортные данные и получив деньги, он повел нас в номер люкс. Следует отметить, что самое респектабельное в этой старинной постройки гостинице была только входная дубовая дверь. Когда мы вошли в номер, на нас дохнул спертый воздух давно не проветривавшегося помещения. Большая комната была заставлена старинной мебелью черного дерева. Два окна были затянуты тяжелыми темно-бардовыми гардинами. Почти весь паркетный пол был закрыт, как нам показалось, довольно потертым, но явно когда-то дорогим, давно не чищенным ковром. В глубокой нише в стене стояла широченная деревянная кровать, над которой свисал балдахин из такого же материала, как и гардины. Мы смогли только сполоснуть лицо и руки, стянуть с себя верхнюю одежду, кое-как разобрать постель и стразу же рухнуть на нее…
Я проснулся он непонятного и неприятного ощущения — зудело все тело. Что-то смутно знакомое шевельнулось в памяти. Подобное было со мной в военные годы. «Неужели клопы?» Я протянул руку и включил лампу на прикроватном столике. Маленькие кровососы стремительно разбегались в разные стороны. На снежно-белой простыне выделялись кровавые пятна от раздавленных нашими телами во сне насекомых. Откуда они взялись? На моих глазах несколько экземпляров «спикировали» на кровать откуда-то сверху, из-под балдахина. Я с трудом растолкал товарища. Тот мычал, сопротивлялся и никак не хотел ни проснуться, ни тем более вставать и снова трогаться в путь.
— Вставай, Валера! Здесь клопы. Спать все равно не дадут, — громко в ухо спящего говорил я.
Наконец Валера перестал сопротивляться.
— Надо же, — продолжал я втолковывать товарищу, — такая чистоплотная Германия, тем более в гостинице знаменитого города, в номере люкс. Безобразие! — и уже шутливо добавил: — Советские дипломаты сейчас заявят протест по поводу клопов.
Спустились. Удивленный старик-портье уставился на нас:
— Что-то случилось, господа? — подобие улыбки мелькнуло на злом лице.
— Мы не ожидали, что в гостинице такого известного города, как Майнинген, да еще в самом дорогом и лучшем номере окажутся клопы. Оставаться в таких условиях в вашей гостинице мы не можем, — спокойно ответил я.
На лице портье появилось некоторое смущение и недоумение, сменившее злую гримасу. И он растерянно произнес:
— Но ведь я не смогу вернуть вам уплаченные за номер деньги.
— А мы и не требуем этого. Потратьте их на истребление этих насекомых.
Мы пожелали злому старикашке доброго утра и покинули негостеприимный ночной приют. В этой истории больше всего пострадал я. Мой товарищ, недовольно ворча, отказался вести машину. Устроившись на заднем сидении, он вскоре уснул. Через два часа мы мирно почивали в заранее заказанной нашими товарищами гостинице Лейпцига, набираясь сил и бодрости. Мероприятие, которое мы не имели права сорвать, прошло успешно.