— Я думаю, — сказал Наннен, — не стоит так «популяризировать» эту тему. Мы принесем свои извинения. Я готов направить письмо послу Абрасимову или в Москву, МИД, в ваш партийный аппарат. Как известно, есть две точки зрения на болезнь Ленина: одна утверждает, что его быстрый уход из жизни связан с перенесенным в молодые годы сифилисом, другая отрицает эти утверждения и так же аргументированно и объективно доказывает противоположную точку зрения. Повторное привлечение внимания к этой проблеме вызовет более широкий резонанс. Журналу будет выгодно повторить изложенную ранее историю, только в противоположной трактовке.
Наш телефонный разговор был довольно бурным. Я несколько раз даже перебивал Наннена, убеждая его, что в каждом обществе есть святые символы, свои иконы, и никому непозволительно их задевать.
— Мы никому не дадим пачкать грязью наши иконы, — дословно сказал я Наннену.
Внутренне я был в чем-то согласен с Нанненом. Его предложение о личном извинении письмом я считал более разумным.
— Хорошо, — сказал я в заключение Наннену, — я доложу наш разговор послу и через пару часов перезвоню.
Посол Абрасимов при мне позвонил Суслову по ВЧ:
— Мои сотрудники после заявления протеста и последующей беседы с руководством «Штерна» доложили следующее: публикация опровержения материала в очередном номере журнала только повысит интерес читателей к этой теме. Таким образом, настаивая на опровержении, мы достигнем обратного результата.
Суслов прервал посла, и я был тому свидетель. До меня донеслись его слова:
— Я вам дал четкое указание, товарищ Абрасимов. Выполняйте.
В аппарате раздался щелчок, это Михаил Андреевич бросил трубку.
— Слыхали? — Петр Андреевич посмотрел на меня.
— Да, — ответил я.
— Выполняйте.
Вскоре я вновь был в западноберлинском бюро «Штерна»…
Через две недели, совсем близко от столетнего юбилея нашего вождя, со ссылкой на ранее опубликованную версию о сифилисе, журнал дал материал о мнении врачей, доказывающих, что Ленин не был болен сифилисом. Эта публикация была помещена под фотографией Владимира Ильича в траурной рамке размером 6x9 см.
Позже в представительстве «Штерна» я получил данные о результатах продажи этого номера журнала. Если мне не изменяет память, практически был распродан весь тираж, и только небольшая его часть была передана на хранение в архив. Как нас и предупреждала немецкая сторона, спрос на это номер был таким большим именно из-за материала о болезни Ленина. Посол направил в Москву составленную мною справку о результатах наших действий по выполнению указания товарища Суслова. В этой справке упоминалось и о повышенном интересе читателей, спровоцированном упрямством нашего секретаря по идеологии. Реакция Центра на справку мне неизвестна.
«НАЦИ НОМЕР ДВА» — РУДОЛЬФ ГЕСС
В ЗАПАДНОБЕРЛИНСКОЙ ТЮРЬМЕ ШПАНДАУ. 1971 год
В тюрьме Шпандау, где содержался единственный оставшийся там узник Рудольф Гесс, мы очутились по приглашению наших военных. Нас было трое — Б.П. Хотулев, Ю.А, Гремитских и я. В этот день должна была произойти смена советского караула американским. По существующим правилам заключенных поочередно охраняли бывшие союзники по антигитлеровской коалиции — Советский Союз, США, Великобритания и Франция. Каждая сторона, сменяя друг друга, должна была в течение одного месяца нести караульную службу. При этом заключенные (к тому времени единственным оставался Рудольф Гесс) получали довольствие дежурившей стороны, в том числе постельное и носильное белье, воду, напитки, продукты питания, медицинское обслуживание. Более всего Гесс не любил советское дежурство. Постельное и нижнее белье ему выдавалось наше, солдатское. Оно, естественно, отличалось от более комфортного западного. Не получал он от наших фруктов и овощей нужного вида и количества, входивших в обязательный рацион военнослужащих западной стороны. В общем, Гесс нашу смену не любил, предпочитал французскую за обилие сыров и экзотических фруктов, сносно переносил он и англичан, но не скрывал своей неприязни и к американскому рациону.