Выбрать главу

И никаких далее разъяснений этих самых «семейных обстоятельств». Он, безусловно, имел право ссылаться на что угодно и не конкретизировать причины. Я с удивлением посмотрел на него. Нет, вроде все в порядке. Ясный взгляд ничем не затуманенных глаз и цвет лица нормальный. И выглядел он, как обычно, спокойным, уравновешенным, уверенным в себе человеком, всегда вызывавшим у начальства уважение своей исполнительностью, настойчивостью в овладении практическими навыками, необходимыми ему в будущей сложной и ответственной работе за рубежом. В общем, ничего такого, что указывало бы на что-то случившееся, необычное в жизни этого человека. Чувствовалось, что у него вроде бы все в порядке, он явно не нуждался ни в утешении, ни в сочувствии. Но чем же могло быть вызвано столь экстраординарное решение расстаться с «голубой мечтой» — попасть на самый острый участок работы в нашей Службе?

Я попытался как-то очень тактично расспросить его. Безрезультатно. Слава настаивал на своем решении и далее «не раскрывался». Это было его право. Я напомнил Славе, что до его отъезда за рубеж осталось не больше 14–16 месяцев, он заменит сотрудника, который заканчивает свою командировку. Может быть, это произойдет несколько раньше. Что же случилось? Ведь он после двух лет учебы попал на работу в Центр. Прошло всего чуть больше года. Иначе нельзя. Все имеет свои сроки. Слава продолжал молчать. Что-то он скрывал. Что же мучило его? Ведь такие решения принимаются не спонтанно, а являются плодом чего-то необычного, мучительно больного.

— Я сейчас уйду на совещание. Ты никому не говорил о своем решении? — спросил я Славу.

— Нет, — ответил он. — Знает только моя жена. Кстати, у нас с ней все в порядке, и дома, на родине, тоже ничего не случилось, — спокойно пояснил Слава.

— Вот что — никому ничего не говорить и ни с кем не советоваться. Иди спокойно работать. Я вернусь, и продолжим разговор, — закончил я.

Я тоже никому из начальства не сказал о необычном рапорте…

Закрывшись в кабинете, мы со Славой попили чайку и душевно поговорили по-мужски. То, что я услышал от Славы, чем и был вызван этот злополучный рапорт, потрясло меня. Оказалось, что его семье просто банально не хватало его, единственного кормильца, зарплаты на самую скромную жизнь. За пару лет до учебы в Москве Слава женился. Родители Вали — простые сельские труженики. Мать — бухгалтер в совхозе, отец — водитель грузовика в этом же хозяйстве. На свадьбу в качестве приданого родители подарили молодым импортный спальный гарнитур. Пока Слава учился в Москве, он был без семьи и материальных трудностей не испытывал, так как Валя с малолетним сыном Ярославом была на иждивении у своих родителей, имевших небольшое натуральное хозяйство — приусадебный участок. Часть зарплаты Слава отдавал по денежному аттестату жене с сыном. Еще небольшую сумму своего аттестата он отсылал бабушке, вырастившей и воспитавшей его. Ей — одинокому человеку, не имевшему ни своего дома, ни подсобного хозяйства, на колхозную пенсию не прожить. Вторая беременность Вали, рождение Богдана. После окончания учебы Славе объявили, что через год запланирован его выезд за рубеж. Он решил забрать жену с двумя детьми в Москву, где заранее снял комнату в квартире, хозяева которой были в длительной загранкомандировке. Оплата однокомнатного «угла» была конечно же «коммерческой». Вскоре семья после почти трехлетнего перерыва снова была вместе. Но не знала периферийная молодежь особенностей столицы. Там, дома, была своя прочная и надежная база. Здесь же, в чужом и огромном городе, все нужно было покупать в магазине или на рынке. Валя по профессии провизор. Но двое малышей связывали ее, как говорится, по рукам и ногам. Как все детки в таком возрасте, конечно же, часто болели. Оставить с кем-то дома, под присмотром не на что. Тут никакие ясли не помогут. Кончились подъемные. Постепенно по частям начали продавать свадебный подарок — спальный гарнитур. Продержались год. Последними продали пружинные матрасы, заменив их дешевыми мягкими тюфяками. Зарплата Славы, казалось бы приличная, вся была расписана постатейно. Первое решение для себя — мужское, волевое — бросил курить. Даже любимое пиво по воскресеньям — и от этого удовольствия пришлось отказаться. И все равно денег не хватало. Каких-то совсем немного рублей. Если бы только квартплата была не «коммерческой», может быть, как-то и справились бы…