Судили, рядили долго. Выдавать решили запаса на три дня каждому. Кусок пожирнее тем, кто вскоре, как холода спадут, на охоту пойдут, потом ремесленникам, без которых на охоту не с чем будет идти, да шкуру и мясо не разделать, затем семьям их…
Мешочек с зерном достался Айхане. С кулак величиной.
–Уж прости, Айхана, но дело плохо, надо заботиться обо всех, – сказал Алмос, и, склонившись к ней, уже тихо добавил: – ты заходи позже, Айхана, как совсем тяжело станет, отделим и тебе, боги дозволят – выстоим.
Склонилась Айхана в поклоне и пошла прочь, не зная, что смотрит за нею внимательно Лагерт, на то она Алмосом и выбрана была, чтобы смотреть.
–Чую, скрывает она запасы, – сказала Лагерт сразу. – За детей биться не стала, с пустым зерном ушла, да и того мало.
–Просто она, не в пример тебе, скромна и роптать не умеет, – Алмос не согласился тогда с Лагерт. Не хотелось ему соглашаться с нею, не хотелось вреда Айхане.
Усмехнулась Лагерт…тайный это был разговор, ничего не слышали другие.
А Айхана, до дома добравшись, кое-как отогревшись – от стен шло холодом, зима в этом году прибила всю жизнь, принялась готовить обед, радуясь тому, что оказалась так предусмотрительна.
Она была уверена, что голод ей не грозит, что переживут зиму её дети, пока на пороге не появилась Лагерт с охотниками.
***
Про Лагерт ходило много слухов. Говорили, что она дочь самого Великого Жреца, что неверна была мужу красавица Фрита. Но Великий Жрец на такой слух лишь смеялся и называл себя служителем богов, а Фрита и вовсе краснела и смущалась. Слух, кстати, возник не сразу, он появился только тогда, когда Лагерт исполнилось шесть лет, и она своей волей пришла к Алмосу и попросила его научить её читать и считать.
В суровом краю навык чтения и письма да счёта – это не первый навык. Жрецу положено, кое-кому из старейшин, а остальным как блажь.
–Не отвлекай Великого Жреца! – Фрита нагнала дочь, – простите, Алмос, своенравная она.
Она извинилась в страхе, боялась, что прогневается, но Алмос неожиданно повёл себя иначе и сказал:
–Не извиняйся, Фрита. На всё воля богов, они привели твою дочь сюда.
И он взялся учить девочку. Тогда и пошёл этот слух – поселение просто недоумевало с чего вдруг у неграмотной Фриты, всю жизнь трудившейся швеёй, такая жадная до учёбы дочь? И с чего так добр Алмос? Вот и нашёлся слух, объясняющий…
А время шло. Лагерт оказалась к учению способна, вскоре она уже писала и читала с большим удовольствием, а к десяти годам уже помогала Великому Жрецу в дни молений, подносила ему, когда нужно, факел и чашу с топленым жиром, кувшин с водой и кинжал. В двенадцать впервые поехала в город – помогать торговле мехом и кожей, там её навыки счета и письма быстро пригодились.
И вот на обратном пути, когда возвращались в поселение, уже с возом яиц, масла, хлеба, масла и всего прочего, что им всегда было необходимо, но не всегда имелось, случилось.
Грабежи – частое явление на суровых дорогах. Зло появилось в людском облике, появилось россыпью, преграждая путь, потребовало всё отдать. Завязался безобразный бой, и, хотя, Лагерт велели спрятаться в самом возке, ей досталось – к ней сунулась уродливая морда, криво растянула язвенные губы в улыбке, потянуло к ней руки и тут Лагерт не выдержала. Она не помнила себя, когда схватилась за нож, нужный был для резки бумаг да разрезания стянутых веревками мехов, и ударила, не примериваясь. Злость охватила её вместе с ужасом, нашла туманом и рассеялся этот туман только тогда, когда оттащили её уже свои же от месива, что недавно ещё было врагом.
Они добрались тогда до поселения в молчании, и Лагерт метнулась в дом Алмоса, обойдя родной, и там разразилась рыданиями. Страх спадал.
До этого дня Лагерт видела зло в лихой да ещё в голоде и холоде. Оказалось, что зло повсюду и имеет даже людской образ.
–Поэтому и существует закон, и суд, – объяснял Алмос, – чтобы зло было наказано.
–Но у нас же зла нет? – с надеждой спрашивала Лагерт.