–Есть…только другое. Что считать злом, к примеру, – это был тяжёлый разговор, но надо было объяснить этой девочке, что мир полон разным содержимым. Даже их мир, маленький, забытый в холоде и снегах. – Помнишь ли ты Хакала? Знаешь, что он оставил в снегах своего брата?
–Его брат был ранен, вдвоем они бы не ушли по снегу, а Хакал нес добычу нам! – ответила Лагерт и примолкла, задумавшись о чём-то. Она жила, училась, не думая о том, как живут другие. Даже родителей своих она и то стала забывать, проводя много времени за книгами. И в книгах было про зло, и даже про более худшее, но это было в книгах, на шуршащей желтой бумаге, и это было далеко.
Или не так далеко?
С тех пор всё изменилось в душе Лагерт. Она пообещала себе и Алмосу, что будет искоренять дурное, чтобы хотя бы часть их мира была в порядке и законе.
Алмос сначала счёл это детским мечтанием, но время шло, а Лагерт ожесточалась и не отступала, ожесточались и времена, и Великому Жрецу оставалось принять её желание и направить его на пользу.
***
–Алмос, да разве же я себе? – возмущалась Айхана. – Я детям! Кто за нас заступится?
–А что другие дети? – Алмос был спокоен, кто-то сказал бы, что спокойствие его от равнодушия, но Лагерт, сидевшая тут же, лучше других знала, что от усталости всё его спокойствие.
Сил нет терпеть этот холод. Уже тридцать лет такой зимы они не видели, чтобы затяжно хлестало морозом и сбивал с ног ветер. Тут на охоту нельзя надеяться, да и сгинут охотники в таких ветрах. Пустые побродят да вернутся если – удача.
–У них отцы есть и матери! – огрызнулась Айхана. – Что теперь? А? повесишь меня за муку для детей?
На самом деле Айхане было страшно. И ещё – обидно. Вот никто же к ней в гости не ходит, никто ничего не знал, а нет, проведали всё же про её тихие запасы утаённые. Донесли!
Алмос хотел, было, возразить ей, да объяснить, как он это видит, а не смог – усталость взяла верх. Лагерт заметила, сказала:
–Я могу разобраться.
Она действительно могла. Не в первый раз перекрывала, сама вершила суд, если была нужда.
Предложение Великий Жрец принял и покинул их. Лагерт пересела ближе к Айхане:
–Ну? Как же так?
–У тебя свои дети есть? Нет? вот и рассуждать не смей. И судить тоже!
–Не рассуждаю, а исхожу из закона. Ты приказ Жреца слышала?
–Слышала.
–Почему нарушила?
–Дети у меня!
–А у других?
–У других папа с мамой есть! Получше меня живут!
–А как насчёт тех, у кого дела хуже?
Задохнулась Айхана. Про других вдов она и не думала, и про старух, у которых отродясь ничего, кроме пустой затирухи и не было…
Но спохватилась:
–В добрый год помогла бы и им. А в дурной своих бы защитить! Нет у меня заступника – ни мужа, ни жреца за спиной!
Лагерт усмехнулась:
–Напрасен твой намек, и я, и он свои запасы сдали. На общих основаниях своё получаем. Получаем, к слову, меньше, чем отдали. Но иначе всех не прокормить. Для чего затеяно-то было, блаженка, а? для вашего же спокойствия и для вашей же защиты. Что, думаешь, Эс с семьёй или Ульвар не протянули бы на своём? Они охотники, вывернулись бы! Но о вас думал Алмос, о тебе, о детях твоих, о старухах, о вдовах, сиротах, о больных…
–Кто общий котел делит, всё равно сытым всегда бывает! – ответила Айхана, но в лицо Лагерт не взглянула. Не нравились ей её слова! Нехорошо они звучали, по ним выходило, что Айхана, вроде бы, и неправа была.
–Сыт или не сыт, а от голоду не слёг, – согласилась Лагерт, – но представь себе – все согласились своё отдать, всё, что имеется, разделить, чтобы каждый хоть что-то получил, чтобы смерти меньше было, а тут оказывается, что кто-то затаил. Да и кто? Затаил бы охотник или ремесленник, мы бы поняли, а ты?
Айхана затрясла головой – нет, не нравились ей слова Лагерт, и сама Лагерт казалась ей отвратительной. Надо же – нашлась судья! У самой ни мужа, ни детей, ни дома толком, всё возле совета старейшин крутится, да возле Жреца, ясное дело, куда метит! Повыше, где сытнее. А отповедь какую завела! Всё вывернуть хочет так, чтоб вышло, что Айхана злое сделала, а Лагерт с охотниками добрая.
–У меня трое детей и я одна. Не хватит запасов на всех, я то понимаю, хоть неучёная. – Айхана продолжала защищаться, не могла она позволить, чтобы эта волчья дочь одержала победу, чтобы уязвила святые надежды Айханы, чтобы хитрость её в низость повернула.