Приехали в тот год в нашу деревню сборщики податей. Старший из них – подлец. Все хороши, но старший.Взгляд у него холодный, а душа черная и вязкая, как смола. Ему приглянулись девушки. Особенно Сурия. Так он на нее смотрел. Как будто съедал взглядом. Хотел забрать ее с собой. Ох и уговаривал. Да только она ни в какую. Потом угрожать начал. Прижал ее в углу, а она отпор дала. Да еще при всем народе. Он злобу и затаил. И нехорошее задумал.
Перед тем как уезжать они их обеих: ее и Лани… ну и…, - старуха сглотнула, подняла лицо к потолку, закрыла глаза. Дэрел не торопил. Он молча ждал, когда ее рассказ польется снова. И она продолжила, - сына моего избили, пытался заступиться. Да разве ж можно – он против них пятерых как цыпленок против коршунов. Вот и заклевали – еле выходила.
Отцы Лани и Сурии бросились за насильниками, в гневе отомстить хотели. Их и убили. У Лани матери-то не было, а мать Сурии умерла от горя. Лани несколько дней безумная ходила. Все плакала, плакала. А потом около реки гуляла, оступилась, да прямо в воду. И головой о камень ударилась. Тут если дождь пройдет, так иногда глубоко бывает. А может и сама она, нарочно упала. Если бы сыночек мой в себе был бы, может и утешил бы он ее. Да что уж теперь говорить.
А сынок мой как очнулся, сразу про Лани спросил. Сказала ему как есть. Как окреп – минуточки не оставался, сказал, что будет мстить.И ушел.
Сурия после смерти матери пропала.Долго ее не было. А потом вернулась она, да уже убогой. Так и живет. Подолгу из дому не выходит. Если бы не соседи, пропала бы – они ее кормят. Иногда бродит по лесу, зачем, поди спроси. Люди боятся, что она наткнется на разбойников, но, видимо, никому она не нужна.
А разбойники в лесу есть. Путников пугают. Ехал однажды через деревню богач. Заехал в лес. Лошадь вернулась, а сам пропал. А на лошади кровь. Так что ты, сынок прямо через старый лес не езди. Лучше вернись немного до молодого леса, через реку перейди, да на большую дорогу выйдешь. Полдня потеряешь, конечно, да все ж безопаснее тебе будет.
- Матушка, а что если сын твой к этим разбойникам примкнул? - осенило вдруг Дэрела. Сказал и тут же пожалел, потому что бабушка лицом изменилась. Окаменела будто. Встала медленно из-за стола и начала убирать посуду и остатки еды.
- Давай спать, сынок. Поздно уже.
Дэрел долго ворочался в постели. Он ругал себя за язык, который опережает мысли. Это не достойно воина. Но сон, все-таки, одолел.
*********************************
Дэрел проснулся. За окном еще темно. Но что-то его разбудило. За дверью, которая вела на улицу, слышен шорох и голоса, еле различимые. Дэрел приподнялся на постели и весь превратился в слух.
Его готовили быть воином и учили, что нужно быть чутким глазами и ушами, и даже телом. Тело почувствовало опасность и проснулось. Теперь включился и слух. Но стены толстые, слов не различить, только слышно, что разговаривают. И один из собеседников – старуха. Наверное, с кем-то из местных. Дэрел успокоился. Только почему ночью? Может случилось что-нибудь? Он лег, чтоб было видно дверь. Когда сон начал обволакивать, дверь открылась. Вошла старуха со светильником. Она постояла, навалившись на косяк. Потом тяжело вздохнула. Затушила свет и прошла в комнату.
Дэрел полежал еще немного. Сквозь постепенно наваливающуюся дремоту он слышал, что старуха плачет и что-то бормочет. Молится – понял Дэрел. И провалился в сон.
Старый лес
В этом лесу, видно, давно никто не ездил – тропа еле различима. Не заблудиться бы. Можно ориентироваться по солнцу и по деревьям – этому учили в Корнвиле. Но лес иногда настолько густой, что не ясно с какой стороны солнце. Деревья подступают очень близко к тропе, а местами непроходимый кустарник.
От этого лес кажется угрюмым и недружелюбным. А может он кажется таким от того, что на душе у Дэрела кошки скребут.
Выехал он на рассвете. Гостеприимную старушку отблагодарил щедро. Когда он учился, всем хорошим ученикам выдавали повышенное жалованье. А Дэрел был одним из лучших. Деньги он особенно не тратил – не на что было. Так и скопил. Хотел родителей порадовать.
От старухи Дэрел направился к дому, в котором жила убогая. Сам не до конца понимал, зачем ему это. Он подошел к крыльцу. Провел ладонью по шершавой, грубо сколоченной двери. Дернул за ручку – дверь не поддалась – закрыта изнутри. Крепко закрыта, даже щели нет. Добротная дверь. Дом развалится, а она стоять будет.
Стало стыдно, что он словно ломится в чужой дом и сам не знает зачем. От этого он почувствовал себя глупо. И поэтому на душе скребли кошки.