Если я смогу заставить его прийти в сознание в своей камере, его спроецированное «я» должно будет оставить своё второе зрение. Молот всё ещё поднимается над моей головой и, я напоминаю себе, что я всего лишь внушение в смертном мире, я заношу молоток, нацеливая его на череп.
Позади меня протягивается рука, чтобы сбить молот с курса, и я чувствую радость успеха, когда поворачиваюсь и вижу его отступающую фигуру. Не его физическое воплощение — а того, кто находится здесь, в сверхъестественной области. Часть его, которая прыгнула сюда. Угрожая его физическому «я», я вытащила его из укрытия, и он здесь, в этом сценарии, со мной. Он не сможет уйти, если он не сможет выбраться из этой сцены.
И есть только один выход.
Фон меняется, и я кручусь, пытаясь смотреть во все стороны сразу. Его тюремная камера исчезла — и образ его физического «я» вместе с ней. Теперь это дряхлый старый усадебный дом с десятками теневых территорий, где можно спрятаться. Пыльные зеркала, которые отражают свет и сбивают меня с толку. Есть даже лёгкий ветер, который развевает лохмотья, оставшиеся от штор, чтобы скрывать любое движение от Смита. Это идеальное место для игры в прятки.
Он хочет, чтобы я искала его.
Так что это должен быть неправильный ответ.
Я смотрю назад — выход не совсем маленький, но его можно охранять. Как маленький ребенок, охраняющий свою территорию, я шагаю вперёд, назад, мой молоток поднимается.
— Я знаю, что ты здесь! — кричу я. — Почему ты это делаешь? — спрашиваю я, надеясь, что я смогу чувствовать себя уверенно на его территории.
Смех справа от меня, окно, разбивающееся слева от меня.
— Чтобы сломить тебя. И ты так близка к этому, — добавляет он с триумфом в голосе. — Почему, как ты думаешь, все жертвы были твоими друзьями? Не друзьями даже, даже потенциальными друзьями в твоём одиноком, жалком существовании.
Я не хочу, чтобы его слова меня огорчили. Я не буду. Я должна его найти.
— Зачем приканчивать мальчиком, в которого ты была влюблена с тех пор, как училась в младшей школе? Разрушить свой ум и твоё сопротивление, и ты не будешь не больше, чем моей марионеткой. Как только ты пустила меня в голову, я проверил людей из твоего прошлого, о которых ты заботилась, даже если ты этого не знала. Это всё из-за тебя, Шарлотта. Все они умерли из-за тебя.
Это ложь, это ложь. Смит убил их. Это не моя вина.
— Тогда зачем было начинать с Бетани? — спрашиваю я, и я уверена, что, несмотря на эхо, его голос звучал справа.
— Чтобы убрать её с пути Линдена. Ты думаешь, ты ему правда нравишься, Шарлотта? Ты верила?
Моё сердце раскалывается на две части, и мои руки слабы, дрожат от веса огромной кувалды. Я не могу…Я не могу…
— Так глупо. Глупая маленькая девочка.
Его слова заставляют меня вспыхнуть. Он ошибся. Теперь я злюсь.
— Я видела тебя, — кричу я. — В ночь, когда на Клару напали. Я видела тебя в твоём тупом пальто, бегущим к нам. Как вас могло быть двое?
— Это был не физический я, — говорит Смит, и теперь я клянусь, что он идёт слева. Я мягко поворачиваюсь в этом направлении. — Я был в твоём втором взгляде. Я пробрался в твою голову, и ты даже этого не знала. Я наблюдал, как ты меняешь видение. Но, признаюсь, ты сделала лучше, чем я ожидал, поэтому, когда ты начала терять сознание, я поспешил предупредить себя, чтобы уйти.
Конечно, он не спасал Клару, он спасал себя.
— Почему сейчас?
Он не отвечает сразу. Сцена вздрагивает, и я понимаю, что нашла слабость. Я помню, как он говорил, что он питался энергией от видений, с которыми я не могла сражаться.
— Я становилась слишком умелой, не так ли? Между видениями проходило больше и больше времени. Ты становился слабым, — и понимание окатывает на меня, как океанская волна. — Значит, тебе нужно было сделать что-то достаточно большое, чтобы я не смогла бороться с видением. Это был единственный способ выжить.
— Я делаю то, что должен, Шарлотта. Ты не была готова, когда я нашёл тебя. Ты была слишком молода. Это ошибка, которую я сделал с Шелби. С Сиеррой.
— Итак, ты начал убивать людей, чтобы прокормить себя, — язвительно говорю я.
Он издаёт глухой вздох.
— Я пробовал и другое, но Сиерра была хорошим инструктором. Я почти пропустил своё идеальное время. Достаточно взрослая, чтобы действительно обрести ваши способности, но ещё не присягнула Сёстрам, которые могли бы предупредить вас обо мне. О таких людях, как я.
— Я тебе нужна. Ты всегда нуждался во мне, — шепчу я.
Он снова замолчал, и я знаю, что я права. Без меня ничего нет.
Но я должна снова заставить его говорить.
— Разве ты не волновался, что у меня будет видение о тебе? Я могла выяснить кто ты?
— Волновался? Ты понятия не имеешь, как это было тяжело, — обрывает он меня он, и его голос звучит эхом. Он теряет энергию и концентрацию, чтобы продолжать свои трюки. Он злится, что не может выбраться. И злится, потому что, по крайней мере на данный момент, я побеждаю. — Я носил маску день и ночь неделями! Я даже не рискнул подумать об убийствах без маски. Единственное время, когда я не носил её, это когда я был с тобой. Тогда, если бы у тебя было видение обо мне, ты бы просто видела, как мы работаем вместе.
Я снова шагнула вправо, когда услышала, как что-то упало и сломалось.
— Я больше никогда не буду притворяться, — кричит он. — Я никогда не буду скрываться, бегать и голодать. Ни из-за неё, и ни из-за тебя!
Затем, с противоположной стороны, он бежит к краю сцены. Я представляю молоток в руке, превращающийся в длинный крюк. Я вцепляюсь ему в ногу, и он падает на пол. Я мгновенно вскакиваю на него.
Его локоть врезается мне в нос, и в лице взрывается боль. Это не мое физическое тело, я напоминаю себе, вспоминая парализующую боль ударов Смита в ту ночь, когда я спасла Клару. Я могу принять это. Я сильнее, чем он когда-либо позволял мне верить, говорю я себе, стараясь не сдаваться мучительной боли.
Я зажимаю руки вокруг шеи Смита, и его ногти впиваются в мою кожу. Он откидывает голову назад, наши черепа встречаются, и на секунду я вижу звезды и ослабляю хватку. Он задыхается и, когда он поворачивается, в руке у него пистолет, и он стреляет.
Тепло расходится по моему плечу, и я смотрю вниз, чтобы увидеть кровь. Моё зрение плывет, но звук второго выстрела приводит меня в действие. Я ручаюсь, и он надеется на чистую удачу. Я падаю на него, неповреждённым плечо в его живот, и он с треском бьет меня рукояткой пистолета по спине.
Раз, два, три раза, и я чувствую, как кровь течёт оттуда, где моя кожа рвется под его ударами. Каждая частичка меня болит, но, когда я слышу щелчок пистолета и понимаю, что Смит собирается стрелять снова, я знаю, что не могу просто избежать его ударов. Он собирается убить меня в сверхъестественной области.
И единственный способ спасти себя — убить его первой.
Как я прихожу к этому выводу, то чувствую, что длинная палка, которая каким-то образом всё ещё сжата у меня в кулаке, превращается в нож.
Очень знакомый нож.
Не колеблясь, я размахиваю клинком, разрушая всё, что могу найти. Я жду, готовлюсь увернуться от очередной пули, но мой нож натыкается на что-то более плотное, чем кожа, и Смит выдыхает от боли. Грохот тяжёлого пистолета на полу — самый сладкий звук, который я слышала за весь день.
Я не знаю, как скоро Смит сможет сделать новое оружие. Поэтому я продолжаю бить его ножом его вслепую, случайно задевая свое бедро в какой-то момент и заставляю себя игнорировать жгучую боль.
Наконец, я отрываюсь. Почти ослеплённая агонией и гневом, я прыгаю на Смита, когда он спотыкается, и я хватаю гладкий, кровавый нож обеими руками и подношу его к груди, и он погружается по рукоятку. Вытаскиваю его, пытаясь не обращать внимания на ошеломляющий звук, который он издаёт. Повторяю попытку. Дёрнуть, воткнуть, дёрнуть, воткнуть, не замечать слёзы, падающие, как дождь, моя невинность действительно пропадает, и Смит медленно прекращает корчиться, потом затихает подо мной.