Весь этот пост представлял собой четыре небольших комнатки за пятьсот метров до укрытия, где и обретался Бур со своим отрядом. Раньше он назначал на дежурство троих, но с потерей отряда Тирера народу поубавилось и Бур, вечно ждавший нападения от Кобы, поправил численность людей в пределах периметра за счет сокращения штата «фортпоста». Кроль, бывший тоже на дежурстве, пару часов назад объявил, что Бур его снимает и велит двигать обратно в укрытие, оставляя их с Быком на едине.
Хорь терпеть не мог Быка. Хотя бы он так никогда бы этого не сказал, но он просто боялся этого громилу. Тот и в самом деле был немного не в себе. Прибился он к ним года три назад. На остатках бронекостюма нельзя было даже разглядеть каких-либо опознавательных знаков или номеров, так все было опалено и разбито. Только на руке был браслет с числом из четырнадцати чисел, но что он обозначал, никто так и не добился. Единственная зацепка – окровавленная рука, оторванная у плеча, которую он баюкал, когда его подобрали. Хоть был одним из тех, то его нашел Каждый раз, вспоминая эту картину, он с ужасом передергивался. Сплошная темень, здание с обвалившейся крышей, а на развалинах сидит этот громила в обгорелом костюме и, плача и подвывая, баюкает в руках этот окровавленный кусок человека. На рукаве у этого обрывка четко виднелся знак – шестеренка, а на ней крестом лежат два окрыленных меча. Чей это знак, никто не знал, даже на Автостроителе и Моноваре, где пытались узнать. Поиски забросили, а вот парень так и остался. Был потрясающей физической силы, мог спокойно согнуть одной рукой штанги в тренажерном зале, Бур до сих пор сомневается, нет в нем примесей от других рас. Но с головой у него оказалось что-то не так. Наверное, какие-то детальки открутились после той переделки, из которой он выбрался. Бык, хотя и очень старался, туго соображал и еще медленнее осознавал, что сделал. А делал он часто и споро. Саве, к примеру, один раз сломал руку, когда тот хлопнул его по плечу после удачной шутки. Потом, правда, горько плакал и просил прощения. Иногда на него что-то накатывало, и он часами сидел, уставившись в одну точку. А в другой раз после одной ходки, увидев одну деталь, Хорь даже не помнил, какую, что-то от электроники, впал в буйство и чуть не разнес всю комнату, пока его не усыпили.
А главное, за что он не любил Быка – за лицо. Шрамы у того были не только духовные, но и физические. У парня не хватало одной ноздри, ушей и глаза. Постепенно глазница заросла какими-то кожными наростами, но красоты это не прибавило. Повязку Бык при этом категорически отказывался носить. Почему, объяснить не мог.
Себя же Хорь относил к числу красавцев. Аккуратное, почти правильного овала лицо, без шрамов и бородавок, которое ему в нем самом очень нравилось, чем он нередко хвастался. Для пущего эффекта Хорь отпустил себе усы, которые подкручивал как заправский гусар. Аккуратная испанская бородка и отпущенный на затылке хвост завершали картину.
Сейчас он должен был быть на месте Кроля и сидеть в тепле вместе с остальными – думал Хорь, разглядывая себя в небольшое зеркальце, которое когда-то нашел в развалинах. А так приходится торчать здесь вместе с этим тихим буйным и ждать у моря погоды. Сам он выделил себе место у наружной двери, перетащив туда кожаное кресло и удобно закинув ноги на стол, где аккуратно были разложены боеприпасы. В комнате был только один ствол – мощный крупнокалиберный пулемет, в небольшом гнезде с другой стороны от двери. Остальное оружие было распределено по соседним двум комнатам, там же где-то должен быть и Бык, он его послал проверить, все ли спокойно. Как-никак, а с уходом Тирера отряд ослабел. Да и торговать тогда будет нечем.
Отряд, ушедший на ходку, должен вернуться уже как двенадцать часов назад, а это уже повод для тревоги, что так долго задерживаются. За такое время можно такого наворотить, что мало не покажется.
– Все чисто, – глубоким голосом сообщил Бык, заглядывая к нему, – никого нет.
– Ну и хорошо, – промурлыкал Хорь, подкручивая ус, – ты бы пошел, сделал бы чего-нибудь полезного. А то прямо тошно, что ничего не происходит.
– Тирера нет, – грустно сказал Бык с таким видом, словно сообщил что-то новое.
– Спасибо, учту…
– Там Сава, – продолжал Бык гнуть свою линию, – рука как?
– Это было три года назад, – вздохнул Хорь, убирая зеркальце, – она у него уже давно заросла и он на тебя не злится.
– Хорошо, – словно удовлетворившись разговором, Бык замолчал и подошел к столу с боеприпасами.
Было у него такое развлечение, патроны перебирать. Хорь этого не одобрял по двум причинам. Первая, что постоянные щелчки выкладываемых и вкладываемых обратно в магазин патронов его раздражали. А вторая была вполне объективна. В любой момент мог кто-нибудь или что-нибудь нагрянуть, а патроны не готовы, разбросаны по всему столу и магазины для оружия пусты. Только вот спорить с этим шальным он не собирался.
Встав со своего кресла, Хорь опять подошел к смотровой щели и выглянул наружу. Пришлось нацепить ПНВ, чтобы хоть что-то разглядеть. Только вот ничего нового там и не было. Все те же набившие оскомину развалины. Вздохнув, он снова сел в кресло и открыл один из карманов разгрузника. Единственный, в котором лежала вещь, не нужная для выживания. Старая и потертая фотография, а может и открытка, обратная сторона все равно была залита засохшей кровью. Только Хорю она была очень дорога. На картинке был изображен берег океана с одиноко стоявшей на песке пальмой. И чистое, лазурное небо, не закрытое ни развалинами, ни дурацкими железными конструкциями, старыми и ржавыми, никому не нужными, но все равно стоявшими как памятники древним цивилизациям, непонятно зачем жившими и как погибшими.
Чистота, тепло и спокойно. Вот чего ему хотелось. Убраться из этого мира, лишенного таких прелестей, как светлое небо и чистые пляжи. Да и пляжей вообще, потому что и водоемов здесь нормальных не было. А какие были, то заполнены далеко не водой, а заразной и токсичной дрянью, к которой и приближаться было опасно.
Несбыточная мечта, в исполнение которой он сам не верил, но очень желал. Убрав фотографию, Хорь заметил, что Бык внимательно на него смотрит, даже отложил полупустую обойму от пулемета в сторону.
– Что такое? – подозревая очередной припадок, спросил Хорь.
– Фотография, – протянул Бык, вытягивая руку, – Покажи.
– Вот еще, – Хорь демонстративно сложил руки на груди, не желая развития разговора, – Тебя это ни как не касается.
– Покажи, – снова попросил Бык, даже не замечая угрожающих ноток в голосе Хоря. Хотя ему не дано было различать такие мелочи, как интонации собеседника. Единственный язык, который он понимал достаточно быстро – язык силы и криков, да только кроме Бура, которого Бык безоговорочно слушался, никто не решался так с ним разговаривать. Бык были быстро и сразу с желанием убить.
– И не подумаю, – снова повторил Хорь, словно невзначай положив правую руку на колено.
– Покажи, – протянул Бык, даже не заметив каплю слюны, стекавшую с подбородка. Встав, он подошел к Хорю и протянул руку, – Я просто посмотрю…
Одновременно немного напуганный и в то же время разозленный, Хорь выхватил из кобуры пистолет и выставил его в сантиметре от носа Быка.
– Убери лапы, – проговорил он четко и спокойно, – не заставляй меня нажимать на курок.
– Еще немного и будем дома, – сказал Тирер, обернувшись к остальным, – Главное, хабар не растеряйте.
Устало передвигавший ноги Андрей все же нашел силы поднять голову и кивнуть. Ему уже начало казаться, что эта проклятая дорога никогда не кончится. Ноги в тяжелых ботинках словно налились свинцом, каждый шаг стоил огромных усилий. Сначала вытащить ногу из песка, поднять, потом снова опустить, чувствуя, как с сухим шорохом песок засасывает подошву. Самым трудным было приподнять ногу над землей, она тянула ее к себе как магнит.
Без перерыва несколько часов шли по этим развалинам, останавливаясь иногда только на то, чтобы Тирер огляделся и решил, куда идти дальше. В эти моменты Андрей без сил падал на песок, чувствуя, что ноги распухли раза в три, и минимум потребуется хирургическая операция, чтобы стащить с него эти холодные, тяжелые и совершенно неудобные ботинки. В походах он никогда не участвовал, а тем более в таких забегах с грузом за спиной.