– Слюшай! Пленник не драться! Копье кину! – резкий картавый голос оборвал всю сцену. За решеткой показался факел и державший его охранник.
В резко появившемся свете всем больно резануло по глазам. Драчуны бросили друг друга, руками пытаясь закрыть заболевшие органы зрения. Андрей слезящимися глазами попытался разглядеть тюремщика. Высокий, достаточно приятный на вид, даже хорошо одетый, если бы не резкая дисгармония в одежде, бросавшаяся в глаза. Относительно чистые одежды, напоминающие средневековые, были смешаны со вполне армейской амуницией непонятной страны. Особенно странно выглядела длинная коса немытых светлых волос, выбивавшаяся из-под кевларовой каски с забралом. А самодельный респиратор с большим фильтром, привязанным к поясу, был расписан непонятными стороннему наблюдателю руническими знаками и символами. Русский язык, на котором он пытался говорить, давался ему с большим трудом, он смягчал практически все твердые звуки, параллельно с упорством осла считая, что в языке нет и не может быть пауз и интонаций, поэтому вся его достаточно плавная речь была построена только на понижавшейся интонации без пауз между словами. Понимать его было очень трудно, да он и особо не старался.
Несколько часов сидения в темноте прерывались только светом факела, которым пользовался охранник, когда к ним заглядывал через решетку. В эти короткие промежутки можно было разглядеть то место, где они оказались. Собрав все увиденные кусочки воедино, Андрей получил примерную картину происходящего.
Находились они в подвале, достаточно глубоком, чтобы не было слышно никаких звуков снаружи. Комнатка, где они сидели, была всего примерно три на три метра, куда запихали почти десять человек. И забрана она была самодельной железной решеткой, собранной из отдельных прутьев, аккуратно приваренных друг к другу. Пленники были совершено разные и, наверняка, из разных мест. Большая часть была одета примерно как сам Андрей, менялись только цвет защитной одежды, ее изношенность и функциональные возможности. Самым внушительно выглядевшим оказался как раз тот скептик, полностью одетый в аккуратную, плотно подогнанную броню, не скрипевшую при движении. Материал был явно полимерным, едва поблескивавшем в свете факела, но не кевлар, к его виду Андрей уже успел привыкнуть. Освободитель, присевший справа от Андрея либо болел, либо был ранен. Без движения он сидел рядом с дверью, уронив голову на плечо. Одет он был в грязный, потерявший цвет камуфляж и в очень странный нагрудник, почти белый, с пятнами грязи на карманах. Такого Андрей еще не видел. Все встреченные им раньше пользовались удобными тканевыми или брезентовыми разгрузниками, не мешавшимися при движении.
Странно выглядел пленник в углу. Он старался отгородится от остальных, даже не смотря на тесноту. И был он ниже всех других, не доставая даже до плеча. Голову и лицо он старательно прятал под капюшоном. При общей апатии, постепенно охватившей пленников, можно было услышать бормотание на непонятном языке или всхлипы из-под капюшона.
Как выбраться отсюда, Андрей так и не придумал. Стены были прочными, несмотря на то, что потеряли и краску, и штукатурку, но крошиться под пальцами и не думали. Можно было попытаться раскачать решетку, державшуюся некрепко даже на первый взгляд, но без шуму этого не сделать, а тогда охранник поднимет тревогу. Даже если они сумеют выбраться из-за решетки, то выход здесь один или максимум два. И оба точно охраняются.
Когда охранник заглянул в двенадцатый раз, Андрей непроизвольно считал подходы, то был не один, а с ним еще один такой же, не пытавшийся скрыть интерес на лице. Третьим в странной компании был почти голый дикарь, с ног до головы расписанный рунами и все время подпрыгивавший, как на сковороде. Охранник остановился и потыкал древком копья в сидящего рядом с дверью. Парень, первым предлагавший сбежать, тихо застонал и завалился на бок. Хмыкнув, охранник отпер замок на двери и заглянул внутрь. При этом из-под балахона он вытащил пистолет и, неумело держа его, провел по пленникам глазами.
– Мне нужен… Ты, ты, ты и ты…
В последний раз ствол пистолета уткнулся в Андрея. Он сразу проснулся, испугавшись того, что его выбрали. Почему-то идти ему очень не хотелось, как, собственно, и всем остальным выбранным.
– Никуда я не пойду, – сказал Андрей, и не думая вставать.
Охранник что-то пробурчал на своем языке, видимо, удостоив Андрея лестным эпитетом, а потом попытался ткнуть его древком копья. Андрей древко схватил и несколько секунд держал, пока охранник, наконец, его не вырвал. Тогда, отдав пистолет своему напарнику, дикарь вошел в камеру вытаскивать пленников по очереди.
Наверное, это была его последняя ошибка. Считая пленников слишком разбитыми и напуганными, чтобы сопротивляться, он не ожидал того, что на него могут напасть. Однако, это случилось.
Сидевший у двери парень, притворявшийся больным, неожиданно вскочил и мощным ударом кулака по лицу отправил его обратно наружу, где охранник налетел на своего напарника, державшего пистолет двумя руками. Сам пленник первым успел выскочить в коридор, схватив за руку дикаря с пистолетом, не давая ему выстрелить. Третий дикарь, разукрашенный, при таком обороте событий бросился бежать. Выскочивший следом скептик схватил копье, прислоненное к стене охранником, и метнул его в спину убегавшему дикарю. Бросок был точен и копье пробило тому грудь. Охранникам, попавшим под кулаки бывших пленников, повезло еще меньше. Несчастного с вывихнутой рукой и вывернутыми пальцами, до последнего пытавшегося удержать пистолет, ботинками просто втоптали в пол, а второго, выбиравшего жертв, насадили на торчавшие колья решетки.
– Валить отсюда надо, – сказал парень, и положивший дорогу к освобождению.
– И куда? Нас через полчаса как тараканов переловят.
– Это подвал, а не мышеловка, здесь должен быть запасной выход…
– Есть еще вентиляция, – добавил Андрей, – местные ей вряд ли пользуя, судя по запахам.
– Точно, – скептик хлопнул его по плечу, выражая одобрение, – далеко пойдешь! Только снаружи мы все равно вряд ли долго протянем. Эти козлы у меня даже зажигалку отобрали.
– Тогда сначала надо вернуть оружие, – сказал кто-то, – они его наверняка где-то здесь держат, это надежнее, чем наверху.
Возражений не нашлось, только вот один из пленников так и не участвовал в общем деле. Тот самый малыш с закрытым капюшоном лицом даже не желал вылезать из клетки. Андрей был единственным, кто про него вспомнил.
– Да пусть сидит, раз ему так хочется, – сказал кто-то.
– Ага, а потом нас всех из-за него спалят, – опустил болтуна скептик, – его надо или с собой брать, или прирезать, по-другому нельзя.
– Так это гоблин! – не сдержался зашедший за ним в камеру.
Сорвав капюшон, он представил всем довольно уродливую физиономию нелепого карлика со злобными глазками и ненормально длинными руками. Гоблин, поняв, что его узнали, завертелся и пытался спрятаться, но прятаться было некуда. Кто-то заехал ему ботинком в лицо, и карлик отлетел в сторону, неожиданно пронзительно заверещав от боли. Испуганные тем, что их сейчас услышат, пленники еще несколькими ударами заставили его замолчать.
– Да перестаньте его бить! – вступился за гоблина Андрей, – он такой же пленник, как и мы.
– Он гоблин, – со спокойным тоном заметил державший за уши уродца скептик.
– Надо уходить отсюда, а не стоять на одном месте, – сказал кто-то из пленников, заглядывая за угол, – пока сюда кто-нибудь еще не нагрянул.
– А с этой тварью что делать? – поинтересовался один.
– Копье в брюхо и всего делов…
– Нельзя же так просто, – возмутился Андрей, – он ничего плохого нам не сделал, за что его убивать.
– Он гоблин, – повторил скептик, при этих словах сам уродец что-то попытался замычать, но получил еще раз ногой под ребра и замолк.
– Да хоть трижды гоблин, он тоже живой и беда у нас общая, – продолжал Андрей, – дайте ему хоть шанс! Нельзя так просто убивать других!
– Можно… Хочешь, покажу… Да и этих дикарей мы тоже вроде как убили…
– Мы защищались. А сейчас ведем себя ничем не лучше их!
– Ладно, хватит, – решил их освободитель. Перед ним чувствовали все некоторое чувство долга, понимая, что без него ничего не получилось бы, поэтому к словам его прислушивались, – отпустим гоблина, может он не такой урод, как остальные. Только если уж что-нибудь вывернет, я ему лично голову откручу, уж извиняй, парень, – при этих словах он обернулся к Андрею.