Вот только помолвки мне не хватало. Не понимаю, зачем она нужна нашим семьям.
Мы с Энди знаем друг друга с незапамятных времен. Еще с тех пор, когда сосали одинаковые брендовые соски. Но между нами никогда не было ни симпатии, ни очень близких дружеских отношений. Так, скорее просто теплое общение.
— Спасибо, Лу! — шепчу и оставляю горничную за собой. Одна иду по длинному, до блеска начищенному коридору и расслабляю напряженно задеревенелые плечи. Машинально поправляю волосинку, легонько щекочущую мою шею, и с сожалением думаю о том, что вместо всего этого мероприятия сейчас я могла бы спокойно общаться с Джесс. А теперь, кто его знает, когда у нас обеих выдастся время для разговора. К счастью, у моей нью-йоркской подружки график менее напряженный, чем у меня, но она больше занята по вечерам, посещая с мамой какие-то выставки и показы. В то время, как у меня, это единственно свободное время.
Спускаюсь по лестнице, ослепительно улыбаясь — ведь внизу в приоткрытые двери уже видно Рочестеров. Держусь за поручень так, чтобы издалека это выглядело легким касанием. На деле же, я едва не вцепилась в красивого кованного помощника — на таких каблуках не мудрено свалиться с нашей широкой мраморной лестницы.
Наконец я достигаю твердой поверхности и уже особо не напрягаясь двигаюсь по такому же идеально белому мраморному полу к парадной столовой, где кроме Рочестеров и членов своей семьи замечаю фотографов. Ну, конечно же, о чем речь⁈ Это ведь официальное мероприятие, объединяющее два богатых рода, поэтому его нельзя не запечатлеть…
— Добрый вечер! — улыбаюсь, как только переступаю порог. — Как вы замечательно выглядите, миссис Рочестер! — поворачиваю голову в сторону мамы Энди. И ведь не вру ни разу.
Женщина, возраста моей матери, выглядит также молодо, как и моя родительница — то есть, как еще одна моя старшая сестра.
— Евочка, — расплывается в ответной улыбке миссис Рочестер, а я снова чуть сморщиваю нос, когда коверкают моя имя, — девочка моя, ты еще больше похорошела! — трогает мужа за рукав. — Милый, как нашему Энди повезло! — она прижимает руку к сердцу, всем своим видом изображая любящую маму, тронутую красотой избранницы ее сына. Помещение тут же озаряется несколькими вспышками — это нанятые высококлассные фотографы спешат запечатлеть такой «семейный» момент, момент полнейшей идиллии.
Обмен любезностями продолжается, в разговор вступают мои родители, говорят дружеской семье несколько похвал об Эндрю.
Я смотрю на друга и читаю в его глазах то же самое, что ощущаю в своем сердце — легкое раздражение от того, что ему, похоже, сегодняшним вечером тоже испортили планы, и хорошо припрятанный смех от комичности всей этой ситуации.
Но когда Рочестер-старший смотрит на младшего, Эндрю подбирается и делает шаг ко мне. Становится на одно колено и вытаскивает из кармана бархатную коробочку.
— Ева, выходи за меня, — говорит и протягивает мне изумительной красоты колечко с таким бриллиантом, который точно перевесит меня однажды.
Щелкают фотоаппараты.
Я молчу и смотрю то на колечко, то на Энди. Друг напряженный до нельзя, замер в крайне неудобной позе, но на его лице так же, как и на моем, не видно ни одной лишней эмоции — что сказать, дети, выросшие в слишком влиятельных и известных семьях…
— Да, — тихо отвечаю я, даже не взглянув на родителей. Я знаю, что если они допустили всё это, значит, им действительно важна наша помолвка.
Я протягиваю палец. Снова щелкают камеры. Они продолжают делать это всё время, пока Энди надевает мне помолвочное колечко. Поднимается с колен и сразу же заключает меня в свои объятия.
— Извини, — шепчет и тут же целует меня в губы.
Со стороны наши лобызания напоминают трогательный невинный поцелуй, но внутри меня невесомое прикосновение губ друга вызывает только внутренний протест. Протест, который, впрочем, я так никогда и не решусь ни высказать, ни показать родителям и окружающим. Хочется вытереть губы, сбросить тянущее вниз кольцо и торопливо убежать в свою комнату.
Вместо этого я стою на месте и даже не так сильно отклоняюсь от Энди, едва друг заканчивает «точку», скрепляющую нашу помолвку.
Приклеенная лживая улыбка на моем лице выражает сейчас полнейшую безмятежность и… любовь? Нет, скорее какие-то умиленные чувства. Любовь я никогда в своей жизни не чувствовала. Да и вряд ли когда-то почувствую — бросаю короткий взгляд на друга и подавляю в себе рвущийся наружу судорожный вздох. Нет, Энди я никогда не смогу полюбить…
И не только Энди, я вообще никого никогда не смогу полюбить…