Бет захотелось откинуться в кресле и расхохотаться. Это было абсурдно, но в то же время весьма соблазнительно. Йен привлекателен, она одинока. Он достаточно богат, чтобы думать о ее небольшом состоянии, и он не скрывал, что хочет ее. Но если она так мало знала о Линдоне Мейтере, то об Йене Маккензи совсем ничего не знала.
— Я все еще в недоумении, — смогла она ответить ему. — Дружеское предостережение относительно сэра Линдона — это одно, но предостеречь меня и тут же через несколько минут сделать мне предложение — совсем другое. Вы всегда так быстро изменяете свои решения?
— Да. Но вы можете отказаться.
— Полагаю, мне так и следует поступить.
— Потому что я безумен?
Бет снова рассмеялась.
— Нет, потому что это слишком заманчиво и потому что я выпила виски… Мне надо вернуться к сэру Линдону и его тетушке.
Она поднялась, шурша юбками, но лорд Йен схватил ее за руку.
— Не уходите.
У Бет ослабели ноги, и она снова села. Здесь было тепло, а в кресле очень удобно.
— Мне не следует оставаться.
Он накрыл ладонью ее руку.
— Смотрите на сцену.
Бет заставила себя взглянуть на сцену, где пела певица, страстно оплакивая потерянного любовника. Слезы блестели в ее глазах, и Бет подумала, не мечтала ли певица о лорде Кэмероне Маккензи. О ком бы эта женщина ни пела, в высоких нотах арии звучала сердечная боль.
— Это прекрасно, — прошептала Бет.
— Я могу сыграть это по нотам, — сказал Йен, дыша теплом в ее ухо. — Но я не могу уловить их душу.
— О!..
Она сжала его руку. Внутри Бет нарастала страсть.
Йен чуть не сказал: «Научите меня слышать это, как слышите вы», — но он знал, что это невозможно.
Она совсем как редкий фарфор, думал он, хрупкая красота со стальным стержнем. Дешевый фарфор крошится как пыль и разбивается, но лучшие вещи доживают до времени, когда попадают в руки коллекционера, который намерен заботиться о них.
Бет, слушая, закрыла глаза, а ее очаровательный локон упал ей на лоб. Ему нравилось, как распускаются ее локоны, словно нити расшитого шелками гобелена.
Певица закончила партию еще одной долгой чистой нотой. Бет невольно захлопала, улыбаясь, с блестящими от восхищения глазами. Под руководством Мака и Кэмерона Йен научился аплодировать, когда кончается номер, но никогда не мог понять почему. А Бет, казалось, не испытывала трудностей с пониманием и радостью восприятия музыки.
Когда она остановила на нем взгляд, ее синие глаза наполнились слезами, и Йен поцеловал ее.
Она подняла руки, готовясь оттолкнуть его, но положила их ему на плечи и издала какой-то звук. Словно сдаваясь.
Сегодня он хотел ею овладеть. Он жаждал увидеть, как желание смягчит ее взгляд. Как ее щеки вспыхнут от удовольствия. Ему хотелось добраться до возбудимого местечка между ее ног и, лаская его, разжечь ее желание, ему хотелось войти в нее и, утолив собственное желание, повторять это снова и снова.
Он проснулся бы и, увидев на подушке ее голову, целовал бы ее, пока она не открыла глаза. Он накормил бы ее завтраком и смотрел, как она улыбается, беря еду из его руки.
Он провел языком по ее нижней губе. У нее был вкус меда, виски, сладких специй. Он чувствовал под своими пальцами ее пульс, ее дыхание, обжигающее его кожу. Ему хотелось, чтобы это горячее дыхание обжигало его плоть, уже отвердевшую, восставшую и требовавшую от нее удовлетворения. Ему хотелось, чтобы она касалась этой плоти губами, как касалась его губ.
Ей хотелось этого — никаких девственных волнений, никакой боязни его близости. Бет Экерли знала, что делать, находясь с мужчиной, и ей нравилось это. Ее тело трепетало в предвкушении.
— Нам следует остановиться, — прошептала она.
— А вы хотите остановиться?
— Теперь, когда вы заговорили об этом, не очень.
— Тогда почему?
Он произнес это, коснувшись ее губ. Он ощутил на языке вкус виски, а она — жесткость его прикосновения и грубую кожу подбородка. У него был рот мужчины, властолюбивый рот.
— Я уверена, найдется дюжина причин остановиться. Признаюсь: сейчас не могу придумать подходящую.
Пальцы у него были сильными.
— Сегодня поезжайте со мной ко мне домой.
Бет этого хотелось. О, как она этого хотела. Радость охватила ее, тело пронзила острая сладостная боль, которую она уже не надеялась когда-либо испытать вновь.
— Я не могу, — почти простонала она.
— Можете.
— Я хотела бы…
Она представила газеты, смакующие лондонские сплетни: «Богатая невеста отказывает жениху, изменяя ему с лордом Йеном Маккензи»; «Ее происхождение было неясным — кого это могло удивить?»; «Говорят, кровь сказывается»; «Почему она должна быть лучше своей матери?»