«И что ты предлагаешь? - хмуро поинтересовался телепат. - Предложишь папе сдать меня в обмен на безопасность остальных?»
«А ты на это согласишься?»
«А ты мне это предложишь?»
Выразительный обмен вопросами отразился на лице Арсения. Николай догадывался, что сын переговаривается с наставницей, но пока Арсений не нахмурился, отец не вмешивался.
- Может, посвятите и меня, ребята? - обеспокоенно спросил в итоге. - О чем базарите?
Миранда уступила управление Арсению. Журбин помедлил... и ответил:
- Так. Ни о чем. Проблему обсуждаем.
Внутри Арсения негромко хмыкнула пришелица.
За дверью церкви послышались хлюпающие шаги. Кто-то шел через раскисшую снеговую кашу, поднимался по крыльцу...
Дверь раскрылась, и в церковку вошла Фаина с большим, укрытым вышитым рушником подносом.
Под рушником угадывалась выпуклость, запах только что испеченного хлеба заполнил помещение. Шаманка строго поглядела на отца и сына, мельком бросила взгляд на котов.
- Уходим? - шепнул Косолапов. Прихватил рюкзак и первым вышел из церкви.
Арсению и Миранде тоже не потребовалось объяснять, зачем Фаина пришла в заброшенную церковь с языческим охранных оберегом. Бабушка переживала, что нарушила колдовским ритуалом покой святого места и, хоть считала Бога - Единым и Всемилостивым (вне зависимости от того, как Его называют люди), пришла просить прощения и помощи. После проведения языческого ритуала в стенах церкви, на Остров и пришла беда. Фаина с извинениями принесла сюда охранный оберег, опять надеялась на помощь намоленного места.
Что будет дальше, каков будет итог... попозже спросим, решил Арсений и, прихватив кота-Иную, вышел за отцом.
Василий-Жюли тоже здесь не задержался.
Григорий Николаевич Опушкин устроился на удобной лежанке в горенке Фаины, поверх самолично выделанной медвежьей шкуры обвязанную лубками ногу держал. На табурете рядом с дедом Гришей стояла кринка с козьим молоком, пшеничные домашние сухарики на глиняном блюдечке горкой возвышались. Блюдца эти тоже дед Опушкин для поселенцев мастерил.
На крыльце за дверью раздались бухающие шаги, как будто человек, идущий в гости, мокрый снег с обуви сбивал. Дверь распахнулась сразу в горницу - сеней у этой древней староверческой избы не было, в комнату шагнул Арсений.
- О, Сенька! - обрадовался дед. - Привет, привет, заходь... Фаины, правда, нет...
- А я к тебе... Григорий, - выговорив с паузой имя старика, сказал Арсений. - Поговорим?
На лице парня отпечатался мимический символ Миранды Хорн.
Но не включенный в круг осведомленных дед не обратил внимания на вертикальную морщинку, от которой брови Арсения срослись в одну полоску. Продолжая улыбаться, Опушкин потянулся к кринке, но взял ее неудобно, за край горлышка перехватил, а не оплел его пальцами...
- Даже не думай, - отметила это движение Хорн, получившая управление над физическими реакциями носителя. - Поставь горшок на место, д е д у ш к а. Бросить все равно не успеешь.
Но «дедушка» - попробовал.
Успел, правда, только едва заметно угол сгиба локтя поменять для более точного броска кринкой в Арсения-Миранду - метился явно в середину лба, но швырнуть кувшин ему не дали: Журбин-Хорн нанес по «дедушке» телепатический удар!
«Сказала же - не балуй», - спокойно, мысленно, произнесла Миранда. А вслух добавила:
- И как, коллега?.. Оно этого стоило?
- О чем ты, парень? - Дед Григорий недоуменно поднял брови.
- Риск стоил жизни?
Пока Миранда разговаривала с внедренным агентом хроно-департамента, Журбин ментально пробивал блокаду мозга старика-носителя. Еще шагая к дому Фаины, диверсантка предупредила ученика: «Если мы не сумели вычислить агента за прошедшие три года, то агент этот - суперкласса, и лучше мы разделимся. Я буду контролировать внешние проявления и ждать атаку, ты пробиваешь ментальную защиту. Блок на агенте выставили инструментально, с большим запасом прочности, в несколько слоев «писали», но дед-носитель не телепат, так что ты управишься легко и быстро. Личность Опушкина, наверняка, изъята, внедренного агента прикрывают многослойные записи исконного интеллекта, но ты представь, что перед тобой кочан капусты, который можно лист за листом ободрать до кочерыжки, либо, предпочтительно, разрубить одним ударом. А потому лупи, Журбин, до самого нутра! Но бережно. Смотри не разнеси мозг вдребезги, нам нужен человек, а не капустная нарезка».