— Я в Москву поеду, Ир.
— В Москву⁈ — удивилась Ирка.
Ответить я не успел. В дверь стукнули, и в нее вошел высокий парень в желтой футболке, джинсах, и белых кроссовках. Мой друг Женя Васин.
Еще на первом курсе мы с ним подружились, на почве любви к року, и всякой движухе. Это особо ценно, я не очень-то схожусь с людьми. Но с ним мы были все пять лет- неразлей вода. Он-то и перетащил меня в девяносто втором в Москву.
— Ну что, хронь? — засмеялся он, глядя на меня — уже говорить можешь?
Взял последний стул у стены и уселся рядом с Захаровой:
— Привет, Ир. Он мне вчера вечером звонил. Но я ничего не понял.
— Это топинамбур. — буркнул я, не молчать же — Я эксперементально выяснил, что он сильнейший галюциноген. Представляете, что за самогонка из него получается?
Вот же. Оказывается, я вчера не только напивался со слесарями у пивных ларьков, что рядом с Андреевским рынком. Я еще и звонил.
— Представляешь, Васин. Витя Бахмин сказал, что Шурик в ментовку намылился. В участковые. — поведала Ирка.
— Ничего себе! Крепкая видать штука, этот топинамбур. — откровенно заржал Женя.
— Ну, вы пока повеселитесь, я скоро.
Захарова встала, скрылась в комнате, выйдя оттуда с зубной щеткой, с выдавленным на нее поморином, и полотенцем. Ушла в сторону удобств.
Мы помолчали, потом закурили.
— Ты вчера позвонил, бурчал что идет оно все в жопу, поехали в Москву. — затянулся Жека.
— Ты чай будешь?- поинтересовался я у Жени. Надо же. И прошлый я понимал, что в Питере ловить нечего.
— Может, лучше по пиву? — он скептически оглядел коробку грузинского чая, и щербатые стаканы.
— Куда? Сегодня выходной, в округе, поди, уже все выпили.
— Ну, в центр поедем. Потом ко мне зайдем, маманя борщ варит.
Вернулась Захарова, снова скрылась у себя в комнате. Немного погодя вышла одетой в эти ужасные варенки-мальвины, что как по мне, не украсили ни одного человека, и легкий красный свитерок.
— Вы куда собрались?
— Пока, Ир, неясно. То ли в «Очки», то ли в ' Жуки'. Поедешь с нами? — Васин, вообще то слегка неровно к Ирке. Но та, кроме сибирских рок- музыкантов, в упор никого не видит.
— Какие «Жуки»⁈ — вдруг вызверилась на меня Ирка — ты забыл, что обещал мне у Капитолины мебель с холодильником получить?
Если бы я помнил… тоесть я помню, что доверенным старшекурсникам, у комендантши можно было выпросить шкаф, или еще какую мебель, вплоть до холодильника и телевизора. А сам я не помню, что я там делал тридцатого июня девяносто первого.
Васин, тем временем, за меня заступился:
— Ты чего разоралась? Надо — значит получим. Как ты, Саня, с ней только живешь?
— Хочу тебя, Евгений, поправить. Я живу не с ней. Я живу у нее. Чувствуешь разницу?
— А смысл? Чем терпеть эти крики, лучше бы к Вите заселился. А она пусть одна здесь исходит злобой.
— Не, Жень. Нужно блюсти реноме.
— В смысле?!?
— Что бы быть популярным у девушек, нужно что бы девушки думали, что ты у них популярен. Захарова, как образец моей популярности у девушек, очень подходит. Согласись, любая захочет увести у нее такого классного меня!
— Знаете что, придурки? Холодильник будет- ЗиЛ. Мне, после вчерашнего, Лукина было жаль. Я думала про «Малютку». Но такого урода жалеть нельзя! А обои, будешь клеить завтра, Лукин. Пойдемте. Макс сказал, что Капитолина уже у себя.
И мы пошли вниз, в закрома комендантши.
Глава 7
Ленинград летом девяносто первого — страшно неопрятен и убог. По газонам вдоль улиц, тянутся какие-то трубы. Возле метро вылупились ларьки. Образовались стихийные толкучки, пополам с митингами. От остановок чадят Икарусы. Закопченные стены, кое- где осыпавшиеся штукатуркой. И только лето, позволяет с этим как то примириться.
Я вышел из общаги, глянул на темнеющее небо, закинул чехол с гитарой на плечо, и пошел к метро.
Комендантша называет Захарову Ирочкой. Пожаловала ей холодильник, и две нормальные, а не панцирные кровати.
После переноса тяжестей, Ирка милостиво накормила нас макаронами с сыром. Потом, мы с Евгением никуда не поехали. Пройдя Кантемировской, пересекли Лесной, прошли под ж/д путями, мимо стадиона, где кидаются тяжеленными железными палками городшники. Вышли на Сампсониевский, свернули направо.
Мне говорили, что место этой ж/д развяки, тут называют «двустволкой». То есть, пивные ларьки отгороженные от людей ж/д путями со всех сторон.