В одиннадцать вечера привели Афанасьева и Вэджа. Оба тащили на себе мешки со скудным тюремным скарбом.
Афанасьев присмотрелся, в полумраке с трудом различил серые молчаливые фигуры. Большинство людей сидело на койках. Двое или трое бродили, повесив головы, не интересуясь окружающим.
— Надо найти еще хоть одного решительного парня, — шепнул Вэдж. — Вдвоем мы не управимся.
Афанасьев кивнул головой. Им овладело внезапное неверие. «Сколько нас будет в самолете и что за люди? Сколько охранников? — спрашивал он себя. — Не солгал ли Картрайт? Все равно, отступать нельзя, другого случая не представится. Но дешево я не сдамся…»
Мысль о возможной гибели пробрала холодом. Холод шел изнутри, как будто от сердца, и наполнял все тело. Словно посадили в холодную ванну. Бр… Да, о чем он думал? Умереть? И с ним умрет все, что вынашивалось за два долгих года страдания? Это несправедливо, чудовищно, этого не может быть!
Представилось заплаканное лицо матери, потом вспомнился родной город, сад около дома, корявая ветла над прудом… Грачиное гнездо, похожее на растрепанную голову… Потом, почему-то, Красная площадь в Москве со старинной башней, гранитом мавзолея и серебристыми елями… Все это уйдет, пропадет во мраке… А Тоня? Ее тоже не будет, если он умрет. Не хочу, не хочу, не надо!
Он сжал руку Вэджа, словно искал в нем поддержку. Пальцы сразу распрямились: рука американца дрожала мелкой дрожью.
«Фу! — подумал Афанасьев. — И он тоже раскис. Стыдно мне, фронт прошел и вдруг сдрейфил… Нервы сдали. К черту! Я должен — и точка!»
Он резко повернулся, как будто пробуя силы.
— Николай!
Знакомый, очень знакомый голос. Афанасьев всмотрелся в темноту, воскликнул радостно:
— Ян! И ты здесь?
Повинуясь внезапному порыву, они обнялись в первый раз за все время.
— Как я рад тебя видеть! — возбужденно говорил Болеславский. — Впрочем чему радоваться? Дело наше дрянь! Едем к черту на рога и чем это кончится — не знаю.
— Как ты попал сюда? — изумился Афанасьев.
Болеславский грустно улыбнулся.
— Я?.. видишь ли… Тебя не было, Казимира выпустили. Осточертело все, вздумал бежать. Тогда с тобой испугался, а теперь… дурак. Поймали, дали взбучку и вот… — Он с хрипом выдохнул воздух. — Плохо, друг! Зато мы вместе, и будь что будет!
Он оглянулся, поискал кого-то глазами.
— Том!
— Здесь! — ответил низкий певучий голос. Из темноты выдвинулся высокий негр. Он подошел, смущенно поклонился, не решаясь подать руку Афанасьеву.
— Том! Это тот человек… Мой друг.
Афанасьев протянул раскрытую ладонь. Негр крепко сжал ее. На темном лице заблестели белые зубы.
— Том Джеферсон. Бывший солдат… танкист.
— За что вы здесь?
— За чтение запрещенных книг. За то, что говорил правду о Советской России. И еще за то, что я… негр.
— Это верно? — тихо спросил Афанасьев.
— Верно! — подтвердил Болеславский. — Том друг России, он коммунист.
— Кто эти люди? — заинтересовался Вэдж.
— Эти? — Афанасьев задумался только на секунду — «Коммунист… если правда — вполне можно довериться. Ну конечно, какая удача!» — Он сказал без колебаний: — Это Ян, о котором я говорил, и его друг. Они наши товарищи. Теперь нас четверо и ничего не страшно!
Вэдж тихонько свистнул и протянул Болеславскому руку. Поляк обеими руками потряс ее. Вэдж вопросительно взглянул на Афанасьева, не различил его лица в темноте, смущенно хмыкнул и решительно подал руку негру.
С визгом распахнулась дверь. Солдаты втолкнули еще троих арестантов.
— Идемте! — сказал Афанасьев и потянул своих товарищей в дальний пустынный угол барака. Четыре головы сблизились вплотную.
— Бежим… — шепнул Афанасьев. — Но знайте — риск большой, борьба на смерть. Возможно из четверых уйдут двое, ну трое. Согласны?
Две головы отшатнулись. Молчание показалось Афанасьеву долгим.
— Согласен, — прошептал Болеславский. — Все равно сдыхать, тут или там.
Афанасьев не увидел, но догадался, что негр опустил руку на плечо поляка.
— Да, — прогудел низкий голос. — Говорите скорее.
— Запоминайте. Вопросы потом! Когда мы двинемся отсюда…
Перемежая речь незначащими фразами, то повышая, то понижая голос, помогая себе жестами, Афанасьев растолковал продуманный им план. Трижды им пришлось прервать совещание и разойтись. Афанасьев успел рассказать все за несколько минут до прибытия последней партии арестантов.
— Остальное уточнит обстановка на месте, — закончил он.