Я выключаю воду, вытираюсь и с полотенцем на талии выхожу из гостевой ванной.
Пока иду по коридору, в моей голове проносятся сотни различных сценариев, как ей сказать. И вообще — говорить ли. Я съеживаюсь при одной мысли об умалчивании, но при этом не перестаю задаваться вопросом, почему так себя чувствую. Потому что хочу быть честным со своей женой или же потому, что этот поцелуй означал нечто большее, чем простая ошибка, и заслуживал признания?
Прежде чем я успеваю проанализировать эту абсурдную мысль, я замечаю ее. Хэдли стоит у входной двери с небольшой сумкой в руках.
При виде ее я снова возвращаюсь в этот мир, в свою реальность. От этого Лейла кажется существом из параллельной вселенной.
— Хэдли? — я произношу ее имя вопросительным тоном, хотя уже заранее знаю ответ на свой незаданный вопрос.
Еще никогда я так себя не чувствовал. И еще никогда у меня не останавливалось дыхание и не замирало сердце. Люди постоянно говорят об этих симптомах влюбленности, но это не любовь. Это пугающее чувство — чистый и неподдельный ужас. Он охватывает мое тело целиком.
Хэдли уходит от меня. Навсегда.
Она поворачивается ко мне, и выражение ее лица настороженное, но в глазах пустота. А поза и напряженная, и кроткая одновременно.
— Я еду к Бет.
Я слышу ее спустя секунду, когда звук прорывается сквозь окутывающую тишину.
— Что?
— Вернусь в среду.
— Вернешься?
Она хмурит брови — именно это меня в ней и привлекло с самого начала. Так странно, но желание разгладить морщинки у нее на лбу у меня сейчас не появилось.
— Мне нужно немного времени для себя, — продолжает она. Ее мягкий голос когтями царапает мне кожу.
— А как же Ники?
Я уже как-то задавал этот вопрос. И подобный разговор у нас тоже уже был. В ночь, когда Лейла видела меня в окно, мы с Хэдли спорили именно об этом. Я хотел, чтобы она осталась, а она хотела на несколько дней уехать.
Хэдли качает головой.
— Я ему не нужна.
А как же я? Ты нужна мне.
— Ты сейчас хочешь сказать, будто ты не нужна своем сыну?
Хэдли сглатывает, и у нее в глазах появляется странный взгляд.
— У него есть ты, а еще несколько дней здесь побудет Сьюзен. Мне просто… нужно уехать.
— Почему? От чего именно ты хочешь уехать?
— Я не хочу спорить, Томас. Просто… я хочу уйти.
— И ты поэтому крадешься посреди ночи? Потому что не хотела спорить? — не дав ей ответить, я продолжаю: — Но знаешь, что? Тебе не удастся избежать спора. Ты не можешь просто взять и сбежать от меня!
Я знаю, что мне стоит себя контролировать. И это не ее вина, что она захотела уйти. Это все я. Все испортил я.
Но какого черта? Разве она не видит, как сильно я ее люблю? И как ее уход меня уничтожит. Если Хэдли меня любит, почему она так со мной поступает?
Она меня не любит.
— Томас, я не…
Я делаю шаг к ней.
— Что я делаю не так? Скажи. Чего ты от меня хочешь? Что мне нужно сделать, чтобы ты осталась? Потому что я сделаю что угодно, — пока сам себя не отговорил, я протягиваю руку и хватаю ее за плечо. От моего прикосновения она вздрагивает, и я чувствую обжигающий гнев, обиду и страх.
Она не может меня бросить. Не может. Я не могу остаться один.
— Раньше я по-мудацки вел себя с тобой, но сейчас изменился. Скажи, что ты от меня ждешь, и я дам тебе это в ту же секунду. Только… не уходи.
Слова верные, я это знаю, но мой голос неправильный. Как и кипящие внутри меня эмоции. Все это плохо. И эта темнота, и это молчание, и то, что я стою в одном полотенце, и то, что умоляю свою жену остаться. И что она стоит, не шелохнувшись. И что ее взгляд — это взгляд загнанного в ловушку зверя.
Хэдли чувствует себя со мной как в ловушке.
— Я хочу, чтобы ты отпустил меня, — шепотом говорит она.
От испуга я цепляюсь за нее еще сильней.
— Нет. Нет, я не хочу. Я буду бороться за нас. И сдержу обещание, потому что люблю тебя.
Слова звучат как обвинение. Они звучат попыткой заставить ее понять и заставить остаться.
— Мне это не нужно. И я хочу, чтобы ты меня отпустил, — снова говорит она, и на этот раз ее просьба обладает силой. Я отпускаю ее, и моя рука опускается, вялая и бесполезная.
Она уходит от меня.
Она. Уходит. От меня.
Глаза щиплет, и я тяжело сглатываю. Заметив это, Хэдли поднимает руку и кладет ее мне на щеку. Содрогнувшись, я прижимаюсь к ней щекой, словно могу удержать ее физически.