На кухне Райан мыл посуду, а бабушка вытирала со стола.
— Винсент хочет с тобой поговорить, — сообщила я Райану.
— О чем это? — спросил брат, не поднимая глаз.
— Он сказал, что вам обязательно надо переговорить до того, как он начнет давать показания полиции.
Тарелка, которую мыл брат, выскользнула из его пальцев и плюхнулась в воду.
— Не понимаю, на что он намекает, — пробормотал он, — но думаю, лучше все-таки пойти к нему и все выяснить.
— Зачем тебе… — начала было бабушка, но потом увидела мое лицо и замолчала.
— Не волнуйся, бабуля, — сказал Райан. — Я только схожу к нему и узнаю, что он хочет. Бретт, можешь домыть за меня посуду?
— Конечно, — сказала я, принимая из его рук мокрую губку.
Райан вытер руки и вышел из кухни.
Я чувствовала, как копилось беспокойство в душе у бабушки. Чтобы занять чем-нибудь руки, она принялась оттирать какое-то пятнышко на столешнице. Я отобрала у нее тряпку.
— Отдай, я сама сделаю. И перестань ты так волноваться — наживешь себе язву желудка.
Бабушка, сжав губы в нитку, посмотрела на меня в упор.
— Когда я думаю об этом человеке, меня охватывает ужасное чувство.
— Расслабься, — сказала я, по-дружески толкая бабку плечом. — Как-нибудь мы из этой передряги выберемся. Если он тебе не нравится, держись от него подальше. А завтра утром мы его отсюда сплавим.
Бабушка покорно, как дитя, кивнула и вышла из кухни. В этот момент она показалась мне совсем старой и хрупкой, как статуэтка из старинного фарфора. Руки у нее безвольно висели вдоль тела, да и сама она сразу как-то ссутулилась.
Как только она скрылась в своей комнате и захлопнула дверь, я швырнула губку в мойку и на цыпочках поднялась к себе.
«Хватит с меня тайн, — решила я. — Я сыта ими по горло».
Я залезла в кладовку и, осторожно перекладывая с места на место коробки со старой обувью и прочим хламом, добралась до стены, которая была общей с комнатой Винсента. Мой старый саквояж с медицинскими инструментами лежал на том же месте, что и прежде. Сквозь тонкую фанерную стену с облупившейся штукатуркой до меня доносились приглушенные звуки. Я открыла саквояж, вынула стетоскоп, воткнула трубочки в уши и приложила диск к стене.
Звук сразу стал на удивление чистым.
— Присаживайтесь, — сказал Винсент.
Послышался скрип кроватных пружин. Снова заговорил Винсент:
— Вы ведь видели Эдварда, не так ли? В прошлый вторник — незадолго до того, как он умер.
— Да, — сказал Райан.
— Вы можете мне сказать, о чем вы с ним тогда толковали?
Райан говорил громким голосом. Казалось, он в чем-то хотел убедить своего собеседника.
— Он хотел к нам переехать. Он хотел умереть здесь, на ферме.
В сердце у меня болезненно кольнуло, а на глаза навернулись слезы. Заявление Райана вызвало у меня в душе настоящее смятение.
Снова заскрипели пружины: Винсент, должно быть, тоже присел на кровать — рядом с Райаном.
— Вот сукин сын, — пробормотал Винсент.
— Прошу меня извинить, — сказал Райан, — но из того, что я слышал от отца о ваших отношениях, между вами все было далеко не столь безоблачно, как вы пытаетесь показать.
Последовала минутная пауза, потом снова послышался голос Винсента:
— А вы знаете, что очень на него похожи? Конечно, вы молодой, здоровый человек, вы, наконец, более интересный мужчина, чем Эдвард, но несомненно одно: вы его сын.
Опять возникла пауза. На этот раз более продолжительная.
— Я, между прочим, чист. У меня нет СПИДа. Я не спал с вашим отцом на протяжении многих лет.
«Бог мой! — подумала я. — Неужели он пытается строить куры Райану?»
Заговорил Райан:
— Не надо, не делайте так больше.
— Извините. Я позволил себе вольность по той лишь причине, что вы очень на него похожи. Вернее, похожи на того Эдварда, каким он когда-то был. Вы очень красивый молодой человек, Райан.
— Оставьте меня, прошу вас, — сказал мой брат, — я не могу заниматься этим с вами.
— Если разобраться, я старше вас всего на семь лет… Между прочим, у вас очень красивые волосы. У вашего отца тоже были красивые волосы — на ощупь как шелк.