На губах бабушки проступила слабая улыбка.
— Что, Винсент, испугались, что зря ползали все эти годы перед ним на брюхе?
Хотя голос Винсента звучал мягко, в нем, без сомнения, крылась угроза:
— Наследником Эдварда должен стать я, Эмили.
Лицо бабушки сделалось каменным. Я сидела молча и старалась не встречаться с Винсентом взглядом.
Он же продолжал гнуть свое:
— Эдвард так беспокоился за Райана и заботился о его будущем, что на этой почве помешался. К тому же он был очень болен. Ни один суд не признает это завещание действительным.
— Райану никогда не были нужны деньги Эдварда. Еще меньше он нуждался в его заботах, — сказала бабушка. — Райан и без того живет в достатке, и здесь есть люди, которые о нем заботятся.
— Как, разве вы не знаете, что Райан заложил ферму? — с деланным удивлением воскликнул Винсент.
Меня охватила такая слабость, что если бы я в тот момент стояла, то, наверное, упала бы. Меня уже давно терзали ужасные подозрения насчет проклятой закладной, но я всячески отгоняла их от себя и старательно делала вид, что она никакого отношения лично ко мне не имеет. Я поняла, что мои худшие опасения оправдались. Я обратилась к бабушке.
— Значит, ты передала права на ферму Райану? — жестко сказала я, втайне надеясь, что она начнет возражать.
Возражений, однако, не последовало. Бабушка — в первый раз за все время разговора с Винсентом — занервничала по-настоящему. Когда она обратилась ко мне, в ее голосе слышалась мольба:
— Ох, Бретт, когда я сломала руку, я стала такой беспомощной… Я не могла ни печатать, ни водить машину, даже одеться была не в состоянии. Мной овладела такая сильная депрессия, что по утрам мне не хотелось подниматься с постели. Ты тогда работала в Африке, и у меня остался только один близкий человек — Райан. Когда он понял, в каком отчаянном положении я оказалась, то сразу же примчался на ферму и все время находился рядом. Если бы не он, прямо не знаю, как бы я пережила то время, когда носила гипс.
— И ты так расчувствовалась, что отдала ему ферму?
— Да, я переписала ферму на него. Тогда мне казалось, что это не более чем красивый жест с моей стороны. Ведь на тот момент этот чисто юридический акт не мог доставить ему средств от фермы больше, чем он уже имел. Я всего лишь хотела дать ему понять, как для меня важно его присутствие и все то, что он для меня сделал. Я думала тогда, что появление Райана на ферме — просто Божий дар. Приятно было сознавать, что здесь снова поселился мужчина из рода Макбрайдов: в моих глазах это было продолжением старинной семейной традиции. Пока я поправлялась, я все время размышляла о судьбе нашей семьи, о жизни и смерти и пришла к выводу, что скоро умру. Я и сейчас так думаю…
— А обо мне ты подумала? — шепотом спросила я.
Известие об очередном предательстве со стороны близких потрясло все мое существо. Я чувствовала, как все то, чем я прежде жила и во что верила, постепенно обращается в прах. В голове у меня один за другим возникали вопросы, на которые я не находила ответа. Как бабка посмела переписать ферму на Райана, даже не удосужившись поставить меня об этом в известность? Черт, да ведь она такая же, как я, женщина! Неужели она верит в превосходство мужского пола над женским и считает, что только мужчина может наследовать собственность клана Макбрайдов? Или я такое ничтожество, что, по мнению моих родственников, меня не стоит принимать всерьез?
Бабушка трясущейся рукой поправила манжеты своей блузки.
— Повторяю, ты была в Африке. Я поняла это так, что ты решила посмотреть мир и не хотела ничем себя связывать — и уж меньше всего участвовать в делах фермы.
— И в результате ты переписала ферму на человека, чей пунктик — азартные игры?
— Не говори так. У Райана сейчас трудное время, но он исправится, я уверена.
— Боюсь, что он неисправим, — произнес Винсент. — Он заложил ферму банку за двести пятьдесят тысяч долларов. Последние пять платежей по процентам он пропустил. Банк уже начал процедуру по отчуждению заложенной собственности.