— Вот ты, значит, как всё повернул? Может тебе и медаль за это дать? — хмыкнул участковый.
— Не доросли вы ещё, что бы медали раздавать, Алексей Макарович, — ответил я, — Вот станете генералом, тогда и поговорим. У вас всё? Вопросы ко мне есть ещё? А то, мне надо стайку чистить, да по делам пробежаться.
— Ладно, будем считать, что я тебя предупредил, — с лёгким раздражением сказал участковый и, попрощавшись, ушёл. А из-за дома, выскочила Маринка с хитрой рожицей — подслушивала, егоза мелкая.
— Ой, Вов, а ты не боишься Алексея Макаровича, он же милиционер!
— Ну, так он милиционер, а не пугало огородное, что бы его бояться, — усмехнулся я, ухватив сестру и усаживая её себе на колени. Она обняла меня за шею и доверчиво прижалась.
— Ты такой сильный и храбрый. Ты никого не боишься?
— Ну как не боюсь, — проговорил я, — Маму вот боюсь, когда она сердится. Вдруг возьмёт скалку, да полбу даст. Страшно. Отца тоже опасаюсь, ремня всыплет, а мне как-то не хочется. Тебя вот тоже боюсь…
— А меня чего боишься? — удивилась Маринка.
— Так ты тоже когда-то вырастешь, и у тебя тоже будут муж и дети. Вдруг на родном брате решишь потренироваться и за скалку возьмёшься? Ну, или за ухват. Тоже опасная штука, — задумчиво проговорил я.
Некоторое время Маринка соображала, потом звонко рассмеялась. Повозилась у меня на коленях, удобнее устраиваясь.
— Вов, ну я серьёзно!
— А если серьёзно, то не знаю. Не успеваю я как-то испугаться, — сказал я правду, — У меня в моменты опасности, в голове что-то щёлкает, и я вообще ничего не чувствую. Это потом, начинаю размышлять, плохо это или хорошо. А вот страха или ещё чего-то, вообще не чувствую.
— Я всегда знала, что у меня самый храбрый брат на свете, — счастливым голосом проговорил сестрёнка, — Вов, а ты правда на Соньке женишься?
— ???!!!
Мама тоже не осталась в стороне, прибежала на обед, сходу наехала на меня как танк на лягушку — шумно и эмоционально, как это умеют делать все хохлушки. Для начала, огрела меня полотенцем — для завязки разговора, одновременно потрепала по голове — как ты вырос сынок. А потом перешла к сути вопроса — за Соньку зацепилась, это тема для неё была самой животрепещущей. "Доброжелательные" знакомые, ей во всей красе расписали, как мы с Сонькой гуляем по посёлку за ручку, что целуемся с ней без устали и что вообще, Сонька от меня беременная.
— Сынок, как ты мог? — вопрошала она, заламывая руки, — Ты же ещё такой молодой!
— Да дурное дело не хитрое, мама, — покаянно ответил я.
— Так это правда?! — застыла мать в шоке.
— Чего, правда? — сделал я честные глаза.
— Что Сонька от тебя брюхатая!
— С чего ты взяла? — возмутился я.
— Так ты сам сейчас сказал!
— Когда я такое говорил? Не говорил я такого, — открестился я.
— Как не говорил? Только сказал, что дурное дело не хитрое, — уличила меня мать.
— Это говорил. А то, что брюхатая, не говорил. Да и как она может от меня забеременеть, ясли я её только за руку держал, — возмутился я.
Мать зависла, обдумывая, кто что сказал, потом помотала головой, приводя мысли в порядок.
— Запутал ты меня совсем. Значит, Сонька не брюхатая?
— Нет ещё.
— Как это нет ещё?! — снова взвилась мама, — Я тебе сейчас дам — нет ещё!
— Мам, ты чего, — опасливо отошёл я в сторону, — Ей теперь что, ни за кого замуж не выходить, что ли? Так это вы с тётей Розой и самой Сонькой решайте, я-то тут причём?
— Как не причём? — снова подзависла мать, — Я тебе сейчас дам, не причём! И вообще, ты чего меня путаешь?!
— Мам, я тебя не путаю, ты сама запуталась, — ответил я, прячась от неё по другую сторону стола. А то размахалась полотенцем как Чапаев шашкой.
— Вовка, ну-ка говори честно матери — с Сонькой гулял по посёлку? — поставила мать вопрос ребром.
— Гулял.
— За руки держались?
— Держались.
— До дому провожал?
— Провожал.
— Целовались?
— Нет.
— Как это нет?! — снова взвилась мать, — Половина посёлка видела, как вы с Сонькой миловались возле её дома.