На этом не заканчивается. Менелай, хоть и возвращает себе Елену, но буря на обратном пути разметала его корабли. И они с супругой скитаются по чужбинам более семи лет, прежде чем пребывают в Спарту. А Агамемнона по возвращении ждет смерть от руки неверной жены Клитемнестры.
Как видим, вся события Троянской войны вошли всего в один стих в ритме четырехстопного анапеста с дактилическим окончанием. И чего так Гомер размахнулся с объемом, особенно утомив списком кораблей?
Если мы таким же образом начнем анализировать другие мировые события, или даже исторические пути целых народов и цивилизаций, то заметим, что их циклы проходят в тех же пяти стихотворных размерах, о которых мы знаем от древних греков.
Так связаны ли поэтические ритмы с ритмами мировых событий, а также с ритмами жизни? Вопрос не простой. Но следуй за моей мыслью, читатель!
6
Сразу оговорюсь, что излагаемые мной соображения ни в коем случае нельзя воспринимать как безоговорочное утверждение, а тем более, как новое учение. Я ничего не навязываю, а только приглашаю к размышлению. Принимать, или не принимать аксиому об аналогии жизненных ритмов с поэтическими — это твой личный выбор, читатель! А пока идем дальше.
Вернемся к первоначальному вопросу, в чем смысл поэзии, и есть ли в ней вообще какой-нибудь смысл? Не буду перечислять всю ахинею, которую мне пришлось услышать в качестве ответа на этот вопрос. Такие ответы, что стихи пишутся ради славы, или ради денег, или ради просвещения человечества я даже не рассматриваю. Стихи — это настолько серьезно, что земная слава одного конкретно взятого сочинителя — меньше чем пылинка. Мнение, что за счет стихотворных ритмов человеку открывается более объемное видение и автор в стихах может полнее донести свои чувства, эмоции и интонацию, пожалуй, ближе к истине, поскольку стихи действительно наделены такими свойствами. И не только стихи. За счет изменения ритма человек может увидеть и потусторонние миры. Только с чего мы взяли, что стихи служат исключительно для самовыражения? «Поэзия — вся! — езда в незнаемое», — обронил Маяковский в «разговоре с фининспектором о поэзии». И это определение должно нас насторожить, поскольку в нем угадывается стремление к познанию иных реалий. Однако самое точное определение смысла поэзии дал древнеримский поэт Квинт Гораций в своем послании к Мельпомене:
Создал памятник я, бронзы литой прочней,
Царственных пирамид выше поднявшийся…
Да-да, тот самый «Памятник» Пушкина, который мы знаем еще со школы и считаем оригинальным стихотворением Александра Сергеевича. Но увы, солнце русской поэзии почти в деталях слизало его у Горация, и из скромности даже не упомянуло источник. Но Бог с ней, со скромностью! Беда не в том, что солнце списало его у римского собрата, а в том, что исказило смысл произведения, ради которого оно и было написано.
Нет, весь я не умру, душа в заветной лире
Мой прах переживет, и тленья избежит.
Так написал Пушкин, совершенно не вдумавшись в то, что он выдал в порыве поэтической горячки. Впрочем, он выдал это с подачи Ломоносова и Державина, которые также не вчитались, в то, что хотел выразить Гораций. Ломоносов ключевой смысл стихотворения великого римлянина перевел следующим образом:
Не вовсе я умру; но смерть оставит
Велику часть мою, как жизнь скончаю.
Слово «великий» в русском языке имеет двойное значение. Это определение можно применить как к бессмертной славе человека, так и к его не тощему объему тела. Разумеется, Ломоносов ни в коем случае не имел в виду размер собственного тела, большая часть которого, благодаря его поэтическому дару, останется, якобы, после смерти. «Я буду возрастать повсюду славой», — уточняет он в следующей строке. Однако если вдуматься глубже, речь идет всего лишь о земной славе, а значит бессмертие, на которое намекает Ломоносов, не может быть вечной. Долгой — да, но вечной — никогда, потому что и земная слава с годами угасает.