Но с последнего определения греков о месте человека в бесконечности прошло более 2,5 тысяч лет. Человеческое общество изменилось. Оно познало высокие технологии, вкус к дорогим вещам и устойчивую привычку к комфорту. Оно возвело материальные блага до таких высот, что в людских грезах стерлись все божественные чертоги. А ведь именно к ним, к божественным чертогам, стремились смертные на всем протяжении своей долгой и непростой истории.
Что представляет наше общество сегодня? Продолжает ли двигаться в сторону горних миров, или топчется на месте, утонув в своих незыблемых потребительских удовольствиях?
В современном мире этим вопросом мало кто озабочен, потому что общество перестало ценить гениев. В передовые ряды прорвалась те самые серые массы, которые древние называли обделенными, а в эпоху возрождения — бездарными, а ныне называют просто заурядными. Эта блеклая часть человечества вышла из тени благодаря интернету.
Моя книга не о них. Она по большей части о гениях, которые упрямо продолжают рождаться, словно белые вороны в черной стае. Многие склонны думать, что белая ворона — это ошибка природы. Но мне думается — это примерный экземпляр всего вороньего вида в будущем.
Чтобы понять, способен ли сегодняшний человек на дальнейшее восхождение к духу, мне пришлось исследовать все человеческие уровни. Ведь люди, несмотря на то, что одинаково одеты, едят одинаковую пищу и впитывают одни и те же плоды массовой культуры, пребывают на разных интеллектуальных и духовных уровнях. Когда-нибудь об этом будут преподавать в школах. Ведь на основе знаний о человеке Платон и написал свой знаменитый трактат «Об идеальном государстве».
Какое же определение можно дать сегодняшнему обществу потребителей? Если исходить из того, что плодами человеческой деятельности по-прежнему является искусство, то художников, как и в античные времена, можно отнести к путникам, бредущим из животного царства к божественным чертогам. Но к чему отнести основную массу общества, не производящую никаких плодов? Если дать чисто прагматическое определение, то пожалуй — к бесперебойной машине, перерабатывающей продукты питания в дерьмо.
Об этом позже. А вначале были ритмы. Предлагаю, читатель, поразмыслить на тему ритмов, и тогда возможно нам откроется истина. «Я мыслю, следовательно — существую», — утверждал Декарт, и именно мышление, по его мнению, «первейшее и вернейшее из всех познаний, встречающееся каждому».
Но если ты, дорогой читатель, без конца заглядываешь в смартфон, чтобы подсчитать количество лайков под собственным фото, значит, тебя уже не существует в качестве мыслящего существа. Ведь тебе нужны постоянные доказательства, что ты есть и что ты из себя еще что-то представляешь. Не строй иллюзий! Ты из себя уже ничего не представляешь, а существуешь только как приложение к смартфону. Закрой мою книгу! Она не для тебя! Но те, кто остался со мной, — вперед!
Итак, вначале были ритмы. И было их пять. И звались они стихами…
Часть 2. О вкусной и здоровой поэзии
1
Итак, вначале были ритмы. И было их пять. И звались они стихами. Однако вижу снисходительные улыбки по поводу названия второй части и ощущаю скептические интонации в мыслях читателей.
— А что, поэзия тоже может быть вкусной? — вправе спросить меня они. — Разве вкусовые ощущения относятся к рифмованному словоблудию? Они, насколько всем известно, относятся к гастрономии.
Совершенно верно! Причем верно настолько, что от предсказуемости вопроса, подступают рвотные спазмы. Поэтому буду краток, как Цезарь.
Да! Поэзия может быть вкусной. И даже весьма. Бывают такие поэтические строки, которые не только вкусно произносить, но и при чтении они почти способствуют выделению желудочного сока. К примеру:
Сквозь сон Божественных литавр,
сквозь шорох звездной ночи
Подал свой голос Александр,
потупив смирно очи.
Прочтите это вслух, не торопясь, с закрытыми глазами, наслаждаясь каждым слогом, как наслаждаются от вкушения редкого деликатеса. И от вашего внимания не уйдет, какие удивительные выкрутасы выделывает ваш язык. «С-к-во-зь соо-нн Бо-же-ст-ве-нны-х ли-таа-вр…» Звук начинается от прикосновения языка к нижним зубам, затем перескакивает к небу для касания с ним другой части языка, затем нижняя губа едва уловимо прикасается к верхней и на звуке «о» улетает куда-то в горло… И дальше в том же духе!