В жизни много правил, в том числе моральных, необходимость которых ни у кого не вызывает сомнения. Чем более интеллектуален человек, тем больше он склонен соблюдать правила. Пренебрегать правилами свойственно первобытному человеку. Например, современному носителю разума (даже опустившемуся маргиналу) не придет в голову вести себя так, как неандертальцу. У неандертальца лоб низкий, скошен к надбровным дугам, а это означает, что у него нет никаких тормозов, потому что именно во лбу находятся извилины, отвечающее за торможение. Не имея ограничений от природы, наш первобытный друг при виде батона колбасы в витрине гастронома, может запросто расколошматить стекло, чтобы схватить продукт и немедленно заполнить им желудок. Также он может без лишних раздумий напасть на красивую женщину, чтобы на месте удовлетворить свою обезьянью похоть. В ходе эволюции сформировались устойчивые правила, которые поддерживают общественный порядок, а не индивидуальные порывы души или животные инстинкты. Сегодня поведение вне правил, хоть и побуждаемое природой, считается преступлением.
Как уже было упомянуто, для создания стихов существуют свои правила, которые (подозреваю) были придуманы даже не людьми. Так что творцам поэтического цеха их нужно соблюдать также неукоснительно, как водителям — правила дорожного движения.
— Но порядок на дорогах — это одно, — возразит умник. — Несоблюдение ПДД может привести к трагическим последствиям. А сочинение стихов — совсем другое. Это выворачивание души наизнанку. С какой стати для откровения души я должен руководствоваться этими пятью ритмами? Ведь это заключение в тиски!
Чтобы ответить на это вопрос, снова приведу пример с токарным станком. Понаблюдайте, как обрабатывает он металл. Грубую металлическую болванку с рыжими пятнами коррозии зажимают в тисках, запускают вращение, и в нее начинает врезаться резец, отсекая кудрявые стружки. Затем заряжают более тонкий резец, и этот крутящийся кусок металла, который еще пару минут назад был грубым бесформенным обрубком, на глазах начинает принимать очертание, чего-то округлого, тонкого и красивого.
Так и мысль (невнятная, размытая, примитивная) обработанная в тисках поэтического ритма, становится прекрасной. А иной раз более тонкой и осмысленной, чем пришедшая в голову в первоначальным виде. Но главное в этом процессе не стихотворный шедевр. Главное то, что во время творческих мук творится в душе стихотворца. Кто никогда не писал стихов, тому не ведомо, в каких мирах, созвездиях и уголках мироздания пребывает в эти моменты душа. Самое удивительное, что если поэтическую мысль излагать в прозе, то таких высот душа не достигает. Потому, что только при писании стихов, по уверению Эдуарда Балашова, душу подхватывают высшие вихри и уносят очень высоко. «Кто помышлял о вышнем, того подхватит высь».
Повторюсь, главное в этом процессе не шедевр, который выходит из под пера поэта, а сам процесс. Именно во время него происходит таинство утончения души, или (говоря канцелярским языком) окультуривание, или (говоря по-библейски) избавление души от невежества.
Вот ради чего душа обязана трудиться. Здесь Николай Заболоцкий прав. Уловил основную суть поэзии. А Лев Николаевич говорил: стихи писать, все равно, что за плугом плясать. Поспешил старик с высказыванием.
18
Я знал многих людей, которых поэзия изменила в лучшую сторону. У моего друга, ульяновского поэта Василия Коробкова, были все шансы стать рецидивистом. В молодости угодил в колонию. Угодил по дурости, да по своей молодецкой лихости. Но именно там впервые его озарило на рифмы, и он стал тайком от соседей по камере писать стихи. Его первую тетрадку стихов отобрали надзиратели при обыске.
По освобождению Василий все свои хулиганские и блатные фени отсек одним махом. Стал фанатом поэзии и человеком добрейшей души. И стихи из-под его пера выходили на редкость человечные и удивительно мудрые, от которых становилось светло и радостно. Хотя университетов Коробков не заканчивал и свое образование по большей части получал на нарах. Василий и умер-то, можно сказать, на своем поэтическом посту — после встречи с читателями в библиотеке.
Я много наблюдал, как обращение к поэтическому творчеству преображало людей. Многих моих знакомых писание стихов изменило до неузнаваемости. Практически все мои ульяновские товарищи по поэтическому цеху были из простых пролетарских семей. Сегодня, это передовая часть городской интеллигенции.