Выбрать главу

Однако больше всего в Апокалипсисе удивляет методичный расчет в ликвидации людей, сравнимый с глобальными намерениями Третьего рейха. Сначала будет уничтожена третья часть морских судов, затем, выскочившая из-под земли, саранча умертвит (как можно понять) безбожников, затем шестой ангел примется и за верующих, и угробит из них треть. Прочие будет умирать от голода, зноя, язв… А за что такое наказание? Да не за что! Просто наступит такое время и все. Довольно жестоко. Но все равно все эти кошмары бледны перед изуверской жестокостью фашистов во Второй мировой войне.

Хоть режь меня, но откровение Иоанна не вызывает у меня ни малейшего чувства достоверности и эмоционально не затрагивает никак. Если это сказка, то весьма жестокая, если фантастика — то весьма скучная из-за своего немотивированного человеконенавистничества. Но может, в изложении евангелиста зашифровано иносказание?

А вот это вряд ли! Ведь нам известно со слов самого Иоанна, что неведомый голос повелел ему записать увиденное, как есть. Не показывали же ему метафору? Но может автору продемонстрировали слаженную работу существ из высших миров, которые по старинке ездят на лошадях?

Не будем углубляться дальше, поскольку анализ Апокалипсиса не входит в плоскость нашего изложения. Вернемся к теме.

Короче говоря, проза вызывает у читателя большее доверие, чем стихи. Это неоспоримо. Чтобы добиться реальной достоверности в стихах, нужно быть величайшим мастером. Ведь это очень не просто чисто и доступно излагать мысли в рифму без всякой поэтической шелухи.

— Только зачем? — возникает резонный вопрос.

А действительно, зачем? Если ту же мысль можно изложить в прозе и не тратить сил и времени на то, чтобы она влезла в стихотворные размеры, да еще рифмовалась.

Такого чудачества не понимал даже Лев Толстой, который был, кстати, дальним родственником Пушкина. Он, безусловно, считал, что писательский труд избавляет людей от невежества. Но зачем это делать под рифму? Мало того, что стихи сами по себе не вызывают доверия, так еще отнимают кучу времени на их создание. Отсюда вопрос: рационально ли их писать? Никоим образом! — считал великий писатель. Писать стихи — все равно, что идти за плугом и приплясывать. И Толстой знал, что говорил, поскольку частенько прикладывался к плугу. Плясать за плугом действительно не рационально.

Но может быть задача стихов совсем не в том, чтобы донести до нас какую-то информацию? Тогда в чем?

 

 

3

 

Если у кого-нибудь был опыт общение с обитателями потусторонних миров во время засыпания, то он, наверное, обратил внимание на то, что за чертой реальности общаются не словами, а телепатически. Если и произносится вслух что-то очень важное, то очень торжественно, высокопарно и в ритмичной форме, похожей на стихотворную. Еще одна любопытная деталь — если во сне ты понимаешь, о чем идет речь, то проснувшись, с удивлением отмечаешь, что те торжественные заклинания во сне в нашем мире представляют собой сущую бессмыслицу. Их можно понять только как метафору, либо уловить ощущение, с каким они были сказаны. И именно это ощущение открывает нам истинный смысл сказанного. То есть, ощущение в потустороннем мире важнее, чем логический смысл, сплетенный из слов.

Как известно, земные стихи имеют пять стихотворных ритмов. Наверняка каждый слышал, что эпохами также правят ритмы. Нас от древних времен отличает другой ритм жизни, более быстрый, более стремительный, даже молниеносный, если сравнить, к примеру, с ахейским.  Сегодня события мелькают настолько быстро, что не успеваешь их фиксировать в памяти. А три тысячи лет назад самым ярким событием было разрушение Трои, которое потом обсасывалось более десяти столетий.