— Лена, — сказал я, крепко сжав её запястье, — вы прекрасны. Не горюйте о всякой ерунде.
Внезапно Лена выдернула свою руку.
— Зачем вы такое говорите? — выпалила она.
— Затем, что я хочу так сказать.
Смутившись и оторопев от такой прямоты, Лена интуитивно выровняла спину, но при этом потупила взор. Её ресницы самыми кончиками касались очков. Она не шевелилась, хотя на губах незримо дрожали слова.
— Всё равно — больше так не говорите, — едва не задохнувшись, произнесла она с ещё более бледным, чем прежде, лицом. — Это как-то... неправильно.
— Почему? — не отступался я. — Что неправильного в комплиментах женщине, если они отражают правду?
— Прекратите. Давайте поговорим о чём-нибудь другом. У вас чай уже остыл, а вы даже не попробовали.
Девушка резко отстранилась прочь, словно в один миг выстроила меж нами толстую стену.
Я встал с табуретки и, опираясь на стол, нагнулся к Лене. Я пытался вернуть так нелепо утраченный контакт.
— Лена, — сказал я, — Лена, посмотрите на меня, пожалуйста.
Не сразу, но всё-таки она глянула на меня.
— Вы прекрасны, — повторил я, улыбаясь одними уголком рта. — Вы ведь звали меня не затем, чтобы пить чай. Верно?
— Вам лучше уйти.
— Вы хотите, чтобы я ушёл?
— Да.
Я не двинулся с места. Между нашими лицами, глядящими друг на друга, ещё сохранялось расстояние — небольшое, но достаточное, чтобы разминуться навсегда или же мгновенно преодолеть его. Я оставлял выбор за женщиной. И Лена выбрала последнее.
Через секунду я ощутил вкус её поцелуя. Руки с жадностью впились в мои скулы. Я рывком поднял Лену на ноги за талию. Её халат рассыпался, потеряв упругость ослабшего пояса. Развернув девушку спиной к столу, я прижал её собой, целовал её плечи, виски, подбородок, шею.
— Виктор… — вдруг услышал я. — Виктор, не надо… Не сейчас. Я не готова.
Я остановился.
Это было непросто. Это было очень непросто. Но, если зверь встречает на своём пути чересчур слабую жертву, его долг либо добить её одним движением, либо оставить в покое и найти другую, более подходящую жертву.
Вдохнув побольше воздуха в лёгкие, я направился в коридор обуваться.
— Виктор, — позвала Лена, когда я уже завязывал второй шнурок на ботинке.
Она стояла рядом, туго затянув поясом свой халат, словно это как-то могло её спасти, и выламывала себе руки.
Я выпрямился во весь рост.
— Виктор, вы поймите меня, пожалуйста, — продолжала говорить Лена, — у меня ещё всё так живо в памяти… Я знаю, что прошло немало времени. Я об этом думала, конечно же. Но мне нелегко, понимаете?
Я молчал.
— Виктор… Не смотрите так, я вас прошу…
Я молчал.
— Вы… Вы… не представляете, как я…
Она не договорила, потому что вновь припала к моим губам. После этого я повалил её на пол. Лена раскинулась подо мной и изо всех сил пыталась вырваться, правда сил у неё было не так уж много. Она уворачивалась от моих поцелуев, пробовала удержать халат, который я сдирал с неё. Она бешено стонала, и от этих стонов кровь внутри моих жил вскипала.
— Пожалуйста… пожалуйста… пожалуйста… не надо…
Она не посмела меня ударить, и мне не пришлось держать её руки. Оттого мои собственные руки были полностью свободны. Я вгрызся ей в шею зубами, она вскрикнула.
— Пожалуйста… Я не хочу… Не хочу!.. — раздались плаксивые нотки.
Я пробрался ладонью между бёдер Лены, которые она пробовала как-то сжать, но в этот момент она боролась не столько со мной, сколько сама с собой. Я это знал. Я это чувствовал. Звериный нюх не обманешь: когда женщина хочет мужчину, она пахнет уксусом и персиковым соком — именно в таком сочетании. Кислота и сладость, едкость и приторность.
— Не хочу… — зарыдала Лена.
Я отодвинул в сторону начисто вымокшую полоску её белья, и по моим пальцам тут же расползлась тягучая, вязкая смазка.
— Не хочешь? — спросил я, насильно заглядывая в глаза девушке.
Она мотала головой и плакала:
— Нет…
— Не хочешь? — на всякий случай уточнил я.
И та же реакция.
Тогда я зачерпнул побольше смазки и перенёс ладонь к лицу сгорающей от стыда учительницы. Пальцами, ароматными и скользкими от женских выделений, я провёл по губам Лены, чтобы она сама убедилась в своей безыскусной лжи.